Распечатать
ДЕЛО № 14625
07.06.2001
"Известия" (Москва).
Охранная грамота Ленина не спасла от Сталина
Если бы в свое время было выполнено распоряжение этого министра, Ленин в лучшем случае отправился бы в сибирскую ссылку. Однако Павлу Малянтовичу, министру юстиции в последнем составе Временного правительства, подписавшему ордер на арест Ленина, но после Октябрьского переворота получившему из рук того же Ленина охранную грамоту, пришлось в итоге самому расплатиться жизнью. Перипетии судьбы этого исторического деятеля и выдающегося юриста стали известны только сейчас. "Известиям" удалось получить доступ к секретным материалам и провести собственное расследование.
С ЭКРАНА НА... ЛУБЯНКУ
В фильме Михаила Ромма "Ленин в Октябре", культовом изделии советского кинематографа, он же - наглядное пособие по истории ВКП(б), есть сцена заседания Временного правительства. Керенский, эдакий самовлюбленный позер (по фильму) во френче, обращается к одному из сидящих в конце стола: - Пал Николаич, а почему до сих пор не пойман Ленин? - Ищем, - отвечает министр.
Ромм, разыскавший московского адвоката, долго расспрашивал того о событиях февраля-октября 17-го года и, видимо под впечатлением этой беседы, постарался смягчить удар, назвав в картине министра юстиции Временного правительства и обер-прокурора Павла Николаевича Малянтовича только по имени-отчеству. Фильм "Ленин в Октябре" вышел в прокат 11 декабря 1937 года - к "дате", накануне первых выборов в Верховный Совет по сталинской Конституции. В тот день газеты напечатали на первой странице речь любимого ученика Сталина по ведомству НКВД Ежова на предвыборном собрании избирателей. В ней Николай Иванович обещал, что советский народ "уничтожит всех до единого врагов рабочего класса и всех трудящихся". Но Павел Николаевич Малянтович о премьере картины "Ленин в Октябре" со своим "присутствием" так и не узнал, равно как и о пламенной речи Ежова.
К этому времени он уже второй месяц сидел в камере внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке как один из "врагов народа", которых обещал поголовно уничтожить "голубоглазый сталинский нарком".
Дело № 14625 в картонной обложке бурого цвета начинается со справки помощника начальника 13-го отделения 4-го отдела Главного управления госбезопасности Иванова, где Малянтович назван антисоветским элементом, который в кругу знакомых "высказывал свою враждебность к Советской власти и руководителям ВКП(б) и правительства". На этой справке наискосок синим карандашом Ежов размашисто начертал: "Арестовать!" Той же ночью 1 ноября 1937 года за Павлом Николаевичем пришли...
ПРОПАВШИЙ АВТОГРАФ
На обложке следственного дела в правом верхнем углу начертано: "Хранить вечно". И сегодня, спустя десятилетия, оно выглядит так же, как тогда, когда лежало перед энкавэдэшным инквизитором во время пыточных ночных допросов. Все страницы в сохранности, даже чернила не выцвели. Но вот что обнаруживается: в постановлении следователя с просьбой о продлении срока содержания Малянтовича под стражей, датированном декабрем 1938 года, сказано, что того допрашивали 35(!) раз. А в деле подшито только 2 протокола. Что же скрывают остальные? Но и это еще не все. Сочиняя за Малянтовича участие в мифических заговорах, следователь вместо этого вполне мог начать с другого, известного - приказа об аресте Ленина в бытность Павла Николаевича министром юстиции Временного правительства. Ведь проще простого было взять 202-й номер "Известий" от 20 октября 1917 года и, отчеркнув там небольшую заметку, опубликованную внизу последней колонки на 5-й полосе, предъявить ее Малянтовичу. Вот ее фрагмент:
Распоряжение об аресте Ленина
Министр юстиции П.Н. Малянтович предписал прокурору судебной палаты сделать немедленно распоряжение об аресте Ленина. Прокурор судебной палаты, во исполнение этого распоряжения, обратился к главнокомандующему войсками Петроградского военного округа с просьбою приказать подведомственным ему чинам оказать содействие гражданским властям в производстве ареста и о доставлении Ленина, в случае задержания его военными властями, судебному следователю по особо важным делам П.А. Александрову.
Но в деле - ни копии ордера на арест, ни приказа Верховного главнокомандующего (то есть Керенского). На эту тему, по крайней мере, весь первый год после ареста, словно наложено табу, и, что весьма показательно, она не фигурирует и в упоминавшейся нами справке сотрудника НКВД Иванова, на которой расписался нарком Ежов. Почему?
Рассказывает Кирилл Георгиевич Малянтович: - В юридической конторе моего деда работали до революции несколько помощников. Судьба распорядилась так, что среди них были Александр Федорович Керенский и Андрей Януарьевич Вышинский, первый - социалистреволюционер (эсер), второй меньшевик. Когда Керенский возглавил Временное правительство, то, зная безупречную нравственную репутацию Павла Николаевича и высоко ценя его профессиональные качества, буквально уговорил занять пост министра юстиции. На этом посту он пробыл с 25 сентября до 25 октября 17-го года. А когда большевики совершили переворот и членов Временного правительства препроводили в Петропавловскую крепость, Павла Николаевича по лычному распоряжению Ленина на другой день выпустили, причем Ленин вручил ему охранную грамоту, которой предписывалось не только не трогать его, но и не ущемлять жилищных прав (на Пречистенке у Малянтовича с семьей была 7-комнатная квартира).
Однако сначала деда уплотнили, отняв четыре комнаты, а в 1930 году и вовсе забрали в ОМУ. Он просидел в Бутырках несколько месяцев, но благодаря охранной грамоте и заступничеству друзей - видных большевиков дело, в конце концов, было прекращено. Когда в 1937 году Малянтовича вместе с охранной грамотой вновь репрессировали, его вторая жена Анжелика Павловна бросилась за помощью к ученику Павла Николаевича Вышинскому, тогдашнему Генеральному прокурору СССР. Когда-то он носил за ней зонтик и сумочку.
Теперь, как она рассказывала мне, топал ногами и кричал, что врагов народа надо уничтожать. Вслед за дедом были арестованы еще 6 человек из нашей семьи, все они погибли. Сам я, прошедший фронт в пехоте и саперных войсках, награжденный орденом Отечественной войны 1-й степени и многими медалями, в том числе "За отвагу", был арестован в 1951 году и провел в лагерях пять лет. Итак, Малянтович брошен в камеру на Лубянке, а изъятая при обыске бумага, подписанная Лениным (в протоколе обыска под пунктом 3 глухо значится, что "папка с делами и разного рода (?!) документами" доставлена в Главное управление госбезопасности), - в руках следователей с голубыми петлицами. Нетрудно представить, как они забегали по начальству: что делать с грамотой, портящей все "дело"? Увы, уже никогда не узнать, кто именно распорядился считать ленинский автограф несуществующим. Не из-за ссылок ли Малянтовича на охранное свидетельство вождя из дела было изъято 33 протокола его допросов, в том числе собственноручных показаний?! Факт необычный для практики Лубянки даже тех лет. Впрочем, необычного в деле N 14625 предостаточно.
Кем же был Павел Николаевич? Как и любой русский интеллигент тех времен, "увлекался идеями". Еще в студенческие годы три месяца просидел в тюрьме за "революционную пропаганду и злоумышление против государя". Его отчислили из Московского университета, где он обучался юридическим наукам. Завершал он образование экстерном в Тарту. Став сначала помощником присяжного поверенного - его патроном был знаменитый Плевако, - а затем адвокатом, Малянтович быстро завоевал известность в России участием в громких политических процессах. По просьбе Горького защищал сормовичей, среди которых был Петр Заломов - прототип Петра Власова, героя повести "Мать", членов большевистской фракции Думы, участников восстания на крейсерах "Азов" и "Очаков", Николая Шмидта - фабриканта-революционера, вместе с рабочими участвовавшего в восстании на Красной Пресне.
Особенно интересно дело о 100 тысячах рублей, завещанных в 1906 году промышленником Саввой Морозовым большевикам. Малянтович не только блестяще выиграл это дело, но с риском для карьеры - партия-то была нелегальная, и царская охранка пыталась узнать, что будет с деньгами, - получил всю сумму по доверенности, выданной ЦК партии, и передал большевику Красину. 11 лет спустя, выписывая Малянтовичу охранную грамоту, Ленин наверняка вспомнил об этом.
У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ
Заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР состоялось 21 января 1940 года. Павел Николаевич Малянтович был расстрелян через несколько часов после суда.
Среди всех членов Временного правительства, рожденного Февральской революцией, у Малянтовича одна из наиболее трагических судеб. Из оставшихся в СССР выжили лишь академики Вернадский (товарищ министра народного просвещения) и Ольденбург, хотя оба после революции подвергались аресту. Их спасло лишь мировое признание. Остальным во главе с Керенским, оказавшимся в эмиграции, повезло хотя бы в том, что они избежали расправы. Не коснулась она и бывшего министра Временного правительства Сергея Третьякова. Но он тоже погиб: его казнили гестаповцы в 1942 году как... агента советской внешней разведки.
Авторы выражают благодарность за помощь, оказанную при подготовке этого материала, сотруднику Центрального архива ФСБ РФ Н.Н. Воякиной, полковнику В.А. Гончарову и председателю правления международного общества "Мемориал" А.Б. Рогинскому.
Если бы в свое время было выполнено распоряжение этого министра, Ленин в лучшем случае отправился бы в сибирскую ссылку. Однако Павлу Малянтовичу, министру юстиции в последнем составе Временного правительства, подписавшему ордер на арест Ленина, но после Октябрьского переворота получившему из рук того же Ленина охранную грамоту, пришлось в итоге самому расплатиться жизнью. Перипетии судьбы этого исторического деятеля и выдающегося юриста стали известны только сейчас. "Известиям" удалось получить доступ к секретным материалам и провести собственное расследование.
С ЭКРАНА НА... ЛУБЯНКУ
В фильме Михаила Ромма "Ленин в Октябре", культовом изделии советского кинематографа, он же - наглядное пособие по истории ВКП(б), есть сцена заседания Временного правительства. Керенский, эдакий самовлюбленный позер (по фильму) во френче, обращается к одному из сидящих в конце стола: - Пал Николаич, а почему до сих пор не пойман Ленин? - Ищем, - отвечает министр.
Ромм, разыскавший московского адвоката, долго расспрашивал того о событиях февраля-октября 17-го года и, видимо под впечатлением этой беседы, постарался смягчить удар, назвав в картине министра юстиции Временного правительства и обер-прокурора Павла Николаевича Малянтовича только по имени-отчеству. Фильм "Ленин в Октябре" вышел в прокат 11 декабря 1937 года - к "дате", накануне первых выборов в Верховный Совет по сталинской Конституции. В тот день газеты напечатали на первой странице речь любимого ученика Сталина по ведомству НКВД Ежова на предвыборном собрании избирателей. В ней Николай Иванович обещал, что советский народ "уничтожит всех до единого врагов рабочего класса и всех трудящихся". Но Павел Николаевич Малянтович о премьере картины "Ленин в Октябре" со своим "присутствием" так и не узнал, равно как и о пламенной речи Ежова.
К этому времени он уже второй месяц сидел в камере внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке как один из "врагов народа", которых обещал поголовно уничтожить "голубоглазый сталинский нарком".
Дело № 14625 в картонной обложке бурого цвета начинается со справки помощника начальника 13-го отделения 4-го отдела Главного управления госбезопасности Иванова, где Малянтович назван антисоветским элементом, который в кругу знакомых "высказывал свою враждебность к Советской власти и руководителям ВКП(б) и правительства". На этой справке наискосок синим карандашом Ежов размашисто начертал: "Арестовать!" Той же ночью 1 ноября 1937 года за Павлом Николаевичем пришли...
ПРОПАВШИЙ АВТОГРАФ
На обложке следственного дела в правом верхнем углу начертано: "Хранить вечно". И сегодня, спустя десятилетия, оно выглядит так же, как тогда, когда лежало перед энкавэдэшным инквизитором во время пыточных ночных допросов. Все страницы в сохранности, даже чернила не выцвели. Но вот что обнаруживается: в постановлении следователя с просьбой о продлении срока содержания Малянтовича под стражей, датированном декабрем 1938 года, сказано, что того допрашивали 35(!) раз. А в деле подшито только 2 протокола. Что же скрывают остальные? Но и это еще не все. Сочиняя за Малянтовича участие в мифических заговорах, следователь вместо этого вполне мог начать с другого, известного - приказа об аресте Ленина в бытность Павла Николаевича министром юстиции Временного правительства. Ведь проще простого было взять 202-й номер "Известий" от 20 октября 1917 года и, отчеркнув там небольшую заметку, опубликованную внизу последней колонки на 5-й полосе, предъявить ее Малянтовичу. Вот ее фрагмент:
Распоряжение об аресте Ленина
Министр юстиции П.Н. Малянтович предписал прокурору судебной палаты сделать немедленно распоряжение об аресте Ленина. Прокурор судебной палаты, во исполнение этого распоряжения, обратился к главнокомандующему войсками Петроградского военного округа с просьбою приказать подведомственным ему чинам оказать содействие гражданским властям в производстве ареста и о доставлении Ленина, в случае задержания его военными властями, судебному следователю по особо важным делам П.А. Александрову.
Но в деле - ни копии ордера на арест, ни приказа Верховного главнокомандующего (то есть Керенского). На эту тему, по крайней мере, весь первый год после ареста, словно наложено табу, и, что весьма показательно, она не фигурирует и в упоминавшейся нами справке сотрудника НКВД Иванова, на которой расписался нарком Ежов. Почему?
Рассказывает Кирилл Георгиевич Малянтович: - В юридической конторе моего деда работали до революции несколько помощников. Судьба распорядилась так, что среди них были Александр Федорович Керенский и Андрей Януарьевич Вышинский, первый - социалистреволюционер (эсер), второй меньшевик. Когда Керенский возглавил Временное правительство, то, зная безупречную нравственную репутацию Павла Николаевича и высоко ценя его профессиональные качества, буквально уговорил занять пост министра юстиции. На этом посту он пробыл с 25 сентября до 25 октября 17-го года. А когда большевики совершили переворот и членов Временного правительства препроводили в Петропавловскую крепость, Павла Николаевича по лычному распоряжению Ленина на другой день выпустили, причем Ленин вручил ему охранную грамоту, которой предписывалось не только не трогать его, но и не ущемлять жилищных прав (на Пречистенке у Малянтовича с семьей была 7-комнатная квартира).
Однако сначала деда уплотнили, отняв четыре комнаты, а в 1930 году и вовсе забрали в ОМУ. Он просидел в Бутырках несколько месяцев, но благодаря охранной грамоте и заступничеству друзей - видных большевиков дело, в конце концов, было прекращено. Когда в 1937 году Малянтовича вместе с охранной грамотой вновь репрессировали, его вторая жена Анжелика Павловна бросилась за помощью к ученику Павла Николаевича Вышинскому, тогдашнему Генеральному прокурору СССР. Когда-то он носил за ней зонтик и сумочку.
Теперь, как она рассказывала мне, топал ногами и кричал, что врагов народа надо уничтожать. Вслед за дедом были арестованы еще 6 человек из нашей семьи, все они погибли. Сам я, прошедший фронт в пехоте и саперных войсках, награжденный орденом Отечественной войны 1-й степени и многими медалями, в том числе "За отвагу", был арестован в 1951 году и провел в лагерях пять лет. Итак, Малянтович брошен в камеру на Лубянке, а изъятая при обыске бумага, подписанная Лениным (в протоколе обыска под пунктом 3 глухо значится, что "папка с делами и разного рода (?!) документами" доставлена в Главное управление госбезопасности), - в руках следователей с голубыми петлицами. Нетрудно представить, как они забегали по начальству: что делать с грамотой, портящей все "дело"? Увы, уже никогда не узнать, кто именно распорядился считать ленинский автограф несуществующим. Не из-за ссылок ли Малянтовича на охранное свидетельство вождя из дела было изъято 33 протокола его допросов, в том числе собственноручных показаний?! Факт необычный для практики Лубянки даже тех лет. Впрочем, необычного в деле N 14625 предостаточно.
Кем же был Павел Николаевич? Как и любой русский интеллигент тех времен, "увлекался идеями". Еще в студенческие годы три месяца просидел в тюрьме за "революционную пропаганду и злоумышление против государя". Его отчислили из Московского университета, где он обучался юридическим наукам. Завершал он образование экстерном в Тарту. Став сначала помощником присяжного поверенного - его патроном был знаменитый Плевако, - а затем адвокатом, Малянтович быстро завоевал известность в России участием в громких политических процессах. По просьбе Горького защищал сормовичей, среди которых был Петр Заломов - прототип Петра Власова, героя повести "Мать", членов большевистской фракции Думы, участников восстания на крейсерах "Азов" и "Очаков", Николая Шмидта - фабриканта-революционера, вместе с рабочими участвовавшего в восстании на Красной Пресне.
Особенно интересно дело о 100 тысячах рублей, завещанных в 1906 году промышленником Саввой Морозовым большевикам. Малянтович не только блестяще выиграл это дело, но с риском для карьеры - партия-то была нелегальная, и царская охранка пыталась узнать, что будет с деньгами, - получил всю сумму по доверенности, выданной ЦК партии, и передал большевику Красину. 11 лет спустя, выписывая Малянтовичу охранную грамоту, Ленин наверняка вспомнил об этом.
У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ
Заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР состоялось 21 января 1940 года. Павел Николаевич Малянтович был расстрелян через несколько часов после суда.
Среди всех членов Временного правительства, рожденного Февральской революцией, у Малянтовича одна из наиболее трагических судеб. Из оставшихся в СССР выжили лишь академики Вернадский (товарищ министра народного просвещения) и Ольденбург, хотя оба после революции подвергались аресту. Их спасло лишь мировое признание. Остальным во главе с Керенским, оказавшимся в эмиграции, повезло хотя бы в том, что они избежали расправы. Не коснулась она и бывшего министра Временного правительства Сергея Третьякова. Но он тоже погиб: его казнили гестаповцы в 1942 году как... агента советской внешней разведки.
Авторы выражают благодарность за помощь, оказанную при подготовке этого материала, сотруднику Центрального архива ФСБ РФ Н.Н. Воякиной, полковнику В.А. Гончарову и председателю правления международного общества "Мемориал" А.Б. Рогинскому.