ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ЧЕКА

В эти дни Борису Игнатьевичу Гудзю исполняется 100 лет. В разведку он пришел еще при Дзержинском.

Я уже опаздывал - попал в пробку. А тут код подъезда никак не поддавался. Выручил подтянутый пожилой человек в белом кепи, с палочкой. Подошел, мгновенно набрал комбинацию из сложных цифр и осведомился: - Извините, вы не ко мне?

Оказалось, именно к нему Гудзю Борису Игнатьевичу, 1902 года рождения, я и спешил. Для работы в ЧК его привлек еще в 1923-м один из основателей советской разведки Артузов.

Бодрый - какие там сто лет, тщательно одетый, совсем не по-стариковски. На вид - лет 65, может - 70. Быстро реагирует на вопросы - у нас была не одна встреча. Поражала фантастическая память. И никакой рисовки. На первый же мой звонок с просьбой принять для беседы прореагировал оригинально: "Приезжайте сегодня, сейчас. Когда человеку почти сотня, откладывать на завтра - непозволительная роскошь".

Гудзь именует себя "устойчивым оптимистом". По-моему, в его добродушии - одна из причин удивительного долголетия.

Кажется, об этой-то операции известно все. Несколько лет чекисты, создавшие фиктивную монархическую контрреволюционную организацию во главе с бывшим действительным статским советником Александром Александровичем Якушевым, разочаровавшимся в белом движении, дурачили белую эмиграцию в Чехии, Германии, Франции. Долгие годы водили за нос, обрекая на бездействие осевших за рубежом генералов Кутепова, Врангеля, добрались даже до великого князя Николая Николаевича, дядюшки царя.

Думаю, что беседую с последним из оставшихся вместе с нами непосредственных участников той сверхудачной операции, которая вошла в учебники для спецслужб десятков стран. Борис Игнатьевич и тут подчеркнуто скромен. Роль свою определяет так:

- Стырна по рекомендации Артузова привлек меня к этой работе еще в 1923-м. Я поначалу и не знал, что участвую в операции "Трест". Почувствовал: задача моя будет очень доверительная, исключительно секретная, но, скорее, техническая. Мне поручались деликатные поручения. Был в МОЦРе - Монархической организации Центральной России - некий Стауниц Эдуард Оттович, он же Опперпут. По книге, по фильму Стауниц - заклятый враг советской власти. Но одно время был нашим агентом.

- И в "Мертвой зыби", и в кино об этом ни слова.

- Но это - так. Я передавал ему деньги. А потом Стауниц изменил, сделался крайне опасен. Попал под влияние, влюбился в племянницу генерала Кутепова Марию Захарченко-Шульц.

На некоторое время меня по личной моей просьбе из этой операции вывели.

Снова пришлось участвовать в деле "Треста" в 1927-м. Поскольку был знаком со Стауницем-Опперпутом, то и находился в засаде на квартире Стырны. Мы ожидали, что сбежавшие за границу Стауниц вместе с Захарченко попытаются рассчитаться со Стырной. Стауниц у него дома бывал, так что угроза теракта - реальна. Стырну из его жилища, конечно, переселили. Квартира Александра Александровича Якушева тоже была под нашей надежной охраной. Ждали Стауница с Захарченко, но в тот раз они до Москвы не добрались. Их потом убили в перестрелке. Об этом есть немножко в "Мертвой зыби". Но вот что Стауниц заложил взрывчатку в дом ╧2 на Лубянке - почти неизвестно. Там было общежитие чекистов, и Стауниц поклялся взорвать его лично Кутепову. Генерал не поверил: как же вы проберетесь в соседний с ЧК дом? И Стауниц объяснил, что приходил туда по срочным делам, общался с сотрудником Стырны, участвовавшим в операции "Трест". Кутепову это показалось авантюрой. Его племянница Захарченко, которая в конце концов поняла, какую жалкую роль отвели ей в "Тресте" чекисты, была в бешенстве. Хоть и жила со Стауницем, а поклялась пойти в проклятый дом с ним вместе и прямо там пристрелить любовника, если тот посмеет обмануть ее и дядюшку-генерала.

Общежитие не охранялось - было это большой нашей промашкой. Специальных пропусков тоже не выписывали - еще одна ошибка. И Стауниц, знавший ходы и выходы, действительно установил взрывное устройство. Спасла случайность: ночью вышел сотрудник в туалет, увидел в коридоре уже горящий шнур, поднял тревогу, и успели затушить...

- Борис Игнатьевич, а я читал, что вы, участвуя в операции "Трест", лично выследили и задержали опаснейших террористов белогвардейского офицера Потехина и его помощника.

- Ну что хотят, то и пишут. Ни к какому "Тресту" этот арест отношения не имел. Но дело получилось действительно интересное. Мое шестое отделение занималось контрразведывательной работой против белой эмиграции. Одна из главных задач - борьба с террором. И что бы мне ни говорили, и тогда, и, конечно же, сегодня борьба заключается, прежде всего, в предупреждении террористических актов. Подготовительные, профилактические меры в таком противостоянии исключительно важны. Ими я и занимался.

Через внешнюю разведку точно узнали: в Москву для проведения террористических актов нелегально пробираются два офицера поручик Потехин и Потте. Собираются перейти границу самостоятельно. Чекистскими "окнами", находящимися под нашим контролем, пользоваться не намерены. По поводу визитеров твердо было известно только то, что сестра Потехина - учительница, живет в Калуге.

- Откуда это стало известно?

- Из агентурного донесения. Я же вам говорю - чекисту нельзя без агентуры и профилактики. На вопрос, как Потехин с коллегой думают обживаться в неизвестной Совдепии, тот ответил, что у него в Калуге есть, где немножко переждать и осмотреться. Но кроме агентурных сведений - у нас ничего. А вдруг сестра вышла замуж, сменила фамилию? Но выяснилось, что нет, одинока. Калужский отдел ОГПУ быстренько отыскал эту учительницу, организовал наружное наблюдение. И действительно, через некоторое время поселились у нее двое неизвестных, подходящие под имеющиеся у нас описания.

- А вы сами и вели в Калуге эту парочку?

- Нет, подробнейше инструктировал калужан из Москвы письменно.

И через три-четыре дня, отсидевшись и осмотревшись, эти двое в сопровождении калужского наружного наблюдения двинулись в столицу.

- Где вы их сами сразу и взяли.

- Сам, но не сразу. Наружное наблюдение нашего шестого отделения приняло их из-под опеки калужан и взяло под свое крыло. Интересовались: может, у них есть в России какие-то другие связи. Точно! Вывели они нас после приезда в Москву на ещё один неизвестный пункт, который мы тотчас обнаружили. Там кое-какие люди, много оружия. Водили мы их по городу несколько дней и поняли, что больше ничего, кроме той одной связи, у офицеров нет. Я работал на том деле, и захват этих людей поручили мне.

- А кто поручил?

- Начальник особого отдела ОГПУ Ольский Ян Калистович. Настоящая фамилия Куликовский. Осложнялось все тем, что Потехин с Потте были здорово вооружены. Могли оказать сопротивление, покалечить невинных. Они успели снять домишко в пригороде. Приезжали в Москву и возвращались с Николаевского вокзала.

- Это теперь какой же?

- Питерский, Ленинградский, что на Комсомольской площади. Народу и тогда и теперь - толпы. И я решил брать их не в помещении вокзала, чтобы если что - никого не поранить, а у входа. И четверо ребят во главе со мной взяли их моментально. Они и ахнуть не успели, когда мы их затолкали в машину. Операция с готовыми на все вооруженными террористами чревата обострениями. А завершилась тихой удачей.

- Борис Игнатьевич, в некоторых не до конца понятных вопросах хотелось бы с вашей помощью добраться до истины. Как все-таки погиб Борис Савинков? В некоторых исторических очерках попадалось, будто вы до сих пор себя корите: стояли рядом и не смогли предотвратить самоубийство.

- Нет, это неправильно. Давайте расскажу вам правду про смерть Савинкова. Не сумел удержать его мой товарищ и сосед по комнате в шестом отделе, оперативный работник Гриша, Григорий Сергеевич Сыроежкин. А в тот день Гриша как раз сидел у злополучного окна. Савинков нервно вышагивал по комнате...

Дело в том, что содержали мы Савинкова на Лубянке во внутренней тюрьме - в условиях особых. Камера его, с коврами и удобной мебелью, выглядела как номер в хорошей гостинице. На некоторое время к нему даже допускалась жена. И до процесса, и после наши сотрудники возили его на прогулки за город. И после одной такой вот прогулки он находился в кабинете заместителя начальника контрразведки Романа Александровича Пиляра, который, между прочим, приходился двоюродным братом Феликсу Дзержинскому. Пиляр и взял Савинкова, когда мы заманили его в Россию. Перешел границу через наше, чекистское окно, думая, что героически проникает в страну незамеченным. Пиляр привез его из Минска. Начался суд, на котором Савинков заявил, что отказывается от своих прежних убеждений, обратился к соратникам, их у него было немало, с призывом прекратить борьбу против СССР. Был приговорен к высшей мере, но ЦИК СССР заменил расстрел десятью годами.

- Савинков подавал прошение о помиловании?

- Нет. Человек он был, как известно, незаурядный. Решение о смягчении приговора приняли без его просьб. Но самомнение у Савинкова было огромное. И уже через восемь месяцев после вынесения приговора он написал письмо Дзержинскому - добивался, чтобы его выпустили и дали какую-то важную работу.

- Но какую работу мог получить даже и раскаявшийся эсер и бомбист Савинков в СССР?

- Не сочтите за анекдот, но однажды на допросе у Артузова (было это уже после осуждения) Борис Викторович разговорился: "Если предложите мне выполнять какую-то работу, я готов. Однако поймите меня правильно, Артур Христианович, пойти на вашу должность будет для меня маловато, нужно что-то другое". И не улыбайтесь. Это правда. Должность начальника контрразведки Савинкова не прельщала.

- Так как же все-таки и почему при такой любви к себе, родимому, он ушел из жизни?

- Решительный был человек. Все понял. И вот девять вечера. Кабинет Пиляра. В комнате чекист, который ездил с ним на прогулку, еще один человек и друг мой Гриша Сыроежкин. Отсюда, из кабинета на пятом этаже, можно было, не спускаясь вниз, через отдельный специальный ход попасть в тюрьму. На открытом окне нет решеток. А дальше в книгах, которые вы читали, написано неправильно. Было так. Савинков нервно вышагивал, ожидая вызова охраны из тюрьмы. А те должны препроводить его в камеру. У окна сидит Сыроежкин. Заметьте, Гриша сидит, а не я. Подоконник очень низкий. Понимаете, как все сошлось?

- Нет.

- Раньше там было не окно, а балкончик. Потом балкончик сломали, подоконник сделали низеньким. Савинков ходит, ходит - и вдруг раз - резко из окна вниз головой. Недаром все же был террористом. Навыки имелись.

- А Гриша?

- А Гриша, хоть и произошло все внезапно, успел схватить его за ноги.

- Но почему не удержал? Мускулов не хватило?

- Сильный был человек. Но у Сыроежкина одна рука послабее: в молодости был неплохим борцом и в схватке на ковре сломал руку. Удерживал, но его потянуло вниз, мог туда - вместе с Савинковым. Не удержал - и с пятого этажа тот полетел вниз. Разбился сразу насмерть... Остальные рассказы - ложны.

- У вашего друга Гриши и других охранников наверняка после этого были большие неприятности. Я слышал, что судьба вновь свела Сыроежкина с Савинковым - на сей раз с его сыном. В Испании они вместе в одном отряде воевали против Франко...

- А после самоубийства Савинкова не было особых неприятностей. Гриша сделал все, что мог. Очень все случилось неожиданно... Да, он, Савинков, был все-таки личностью...