Если вы обладаете любой информацией о совершенных или готовящихся терактах, просьба обращаться в ФСБ России по телефонам:
+7 (495) 224-22-22 8 (800) 224-22-22
Для получения информации о порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию российских и иностранных граждан (лиц без гражданства), выдачи пропусков для въезда (прохода) лиц и транспортных средств в пограничную зону, выдачи разрешения на неоднократное пересечение иностранными судами государственной границы Российской Федерации на море обращаться в ЭЛЕКТРОННУЮ ПРИЕМНУЮ ФСБ России
Для получения справочной информации обращаться в ПОГРАНИЧНЫЕ ОРГАНЫ
Для получения справочной информации обращаться в ПОГРАНИЧНЫЕ ОРГАНЫ
НАЧАЛО ВОЙНЫ. КРЕМЛЬ ХОТЕЛИ ВЗОРВАТЬ СВОИ. Я ПОМНЮ...
22.08.1997
"Московский комсомолец" (Москва).
Москве угрожали не раз. Татары, хазары, половцы, французы... Пожар 1812 года уничтожил Москву почти полностью: из довоенных построек остались только Кремль и несколько каменных домов на выгоревших дотла улочках. С тех пор пошло среди жителей города поверье: чтобы ни случилось со столицей, Кремль всегда стоял и стоять будет. И мало кто из москвичей знает, что в 1941 году сердце Москвы чуть было не разбил апоплексический удар. На Лубянке уже был готов план уничтожения Кремля, Большого театра, правительственных зданий, а также оборонных предприятий, мостов, вокзалов и автобаз в случае, если фашисты сумеют прорвать линию обороны... Разумеется, план был секретный. Даже сегодня факты, о которых рассказывает полковник КГБ Сергей Михайлович Федосеев (в 1941 году он был начальником контрразведки столичного управления НКВД), претендуют на сенсацию.
- Сергей Михайлович, планы уничтожения сотен московских зданий - это реальность или миф, рожденный уже в послевоенное время?
- Да, мы на самом деле готовились вывести из строя целый ряд московских предприятий, однако не следует думать, что эти объекты должны были быть полностью уничтожены. Как правило, речь шла о поджоге производственных цехов и порче оборудования. Не более того.
- А как же мосты, электростанции, вокзалы?
- По плану все городские мосты нужно было ликвидировать. Это ни много ни мало 20 тонн взрывчатки - огромная по тем временам цифра. А ведь приготовить все надо было без шума, чтобы никто ничего о готовящейся операции не знал. В деле были задействованы профессионалы экстра-класса: в каждом районе работала "тройка", в состав которой обязательно входил специалист по взрывным работам. В случае получения спецсигнала объекты должны были быть взорваны в течение нескольких часов.
- Сколько всего объектов предполагалось уничтожить?
- Тысяча сто девятнадцать. Это по нашему плану. Свой список был и у начальника 4-го управления НКВД, знаменитого "террориста" Павла Анатольевича Судоплатова. Его ведомство отвечало за минирование объектов, находящихся в центральном подчинении. Это Кремль, Большой театр, Колонный зал Дома союзов. Как видите, предполагалось уничтожить только те здания, в которых можно было устраивать массовые собрания. Здания МГК партии, райкомов не минировали.
- Вы не думали о том, как будут жить люди, москвичи, если вы уничтожите мосты, мясокомбинат, электростанции? Ведь исполнение этого плана для мирных жителей означало только одно - смерть...
- Да, это так. Но тогда положение в стране было крайне тяжелым. На оккупированных территориях умирали миллионы. Увы, таковы законы военного времени. Кроме того, в Москве оставалось крайне мало народу: по распоряжению секретаря МГК партии Щербакова даже партийные работники были эвакуированы вместе с семьями. Сталин, конечно, отругал его. Партийный актив вернулся, но это было уже в начале 42-го года. А осенью 41-го в Москве оставалось меньше 500 тысяч человек.
- 1119 московских объектов нужно было уничтожить. Остальные маскировали?
- Маскировали немного, ведь лишних денег не было. В основном это были заводы, которые продолжали работать. Их либо драпировали, либо надстраивали фанерой или картоном. Главное - запудрить врагу мозги. Иногда рядом с главным корпусом завода строили фанерные коробки, на которых рисовали окна с занавесочками, чтобы немецкие летчики думали, что это обычный жилой квартал. Впрочем, обмануть фашистов было непросто. Карты у них были просто замечательные. Москву спасла оборона (до города смогли долететь только десятки из сотен вражеских самолетов), а еще - чудо. Ну а как иначе объяснить тот факт, что из 8 бомб, упавших на территорию Кремля, не взорвалась ни одна?
- Насколько известно, из Кремля в ту пору были эвакуированы все учреждения?
- Да. Ставка главнокомандующего, его кабинет, бункер, а также все вспомогательные структуры находились на станции метро "Кировская". (Потом эта станция долго не работала: солдаты демонтировали оборудование, заметали, точнее, затопляли следы.)
Мало кто знает, что в случае прорыва линии обороны Сталин должен был тут же отправиться в Нижний Новгород: там, на даче первого секретаря обкома, все было готово для того, чтобы начать работу новой Ставки. Однажды, когда немецкие танки уже вошли в Химки, Сталин сел в свой лимузин и поехал в сторону Горьковского шоссе. Но Берия быстро разобрался, что за танками нет подкрепления - пехоты, авиации и т.п., - и главнокомандующего в срочном порядке развернули обратно.
- Значит, если бы Москва пала, город остался бы без руководства? Все бы уехали?
- Партийное руководство на легальном положении оставаться, конечно, не могло. Это очевидно. Но мы готовили группу московских партработников для подпольной работы в оккупированной Москве. Делалось это летом-осенью 1941 года по указанию московского бюро горкома. Разумеется, с ведома ГКО.
Я отлично помню этих ребят - Нину Попову, Олимпиаду Козлову, Клаву Бутузову. Тогда им было 25-30 лет, а сегодня многих из них уже нет в живых. Работали мы с каждым индивидуально: никто из подпольщиков не должен был знать, кто еще входит в группу. Иначе операция могла провалиться.
В секретных лабораториях НКВД подпольщикам делали новые документы. У меня было много паспортов эвакуированных москвичей - мы просто вклеивали в них другие фотографии.
- И тот человек ничего не знал?
- Конечно. Изготавливали трудовые книжки, военный и профсоюзный билеты, справки. Монтировали "семейные фотографии", писали письма от "родственников" и "друзей".
- Эти родственники, конечно, были персонажами вымышленными?
- Упаси Бог. И родственники, и друзья были лицами вполне реальными, вот только о своих новоявленных тетках и кузенах они ничего не знали. Если бы мы все придумывали, подпольщика можно было элементарно расколоть. Трудность как раз и состояла в том, чтобы реальные факты чьей-то биографии переплести с вымышленными. Поэтому, как правило, легенду мы придумывали вместе с подпольщиками, опираясь на их рассказы о друзьях, коллегах, знакомых. Кроме того, мы учили нелегалов распознавать провокаторов, уходить от слежки. Знали они и о методах фашистских пыток. Нина Попова, например, специально вгоняла себе под ногти иголки.
- Она вам сама рассказала?
- Нет, конечно. Разведка донесла.
- Сколько эти люди прожили на нелегальном положении?
- На самом деле долго - до конца лета 1942 года. Врага от Москвы отбросили, опасности никакой не было, но в ГКО решили на всякий случай перестраховаться.
- Неужели этих людей за целый год никто ни разу не узнал: все-таки секретари райкомов - лица легко узнаваемые?
- Конечно. Такая опасность была, и мы об этом предупреждали Щербакова. Но, как говорится, волков бояться - в лес не ходить.
Никаких пластических операций мы нашим нелегалам не делали: мужчинам просто рекомендовали отрастить бороду, усы, ну а женщинам... Что они могли с собой сделать? Ну, разве что постричься как-нибудь по-особенному.
За все время операции мы только один раз были на грани провала. Женщина, завербованная в подпольную группу, случайно выдала соседкам имя своего руководителя. Случись это в оккупированной немцами Москве, без массовых расстрелов не обошлось бы. Поэтому МГК партии настаивал на выдаче этой женщины органам (скорее всего, ее сослали бы лет на двадцать пять в лагеря). Но мы возражали. Враг в Москву не вошел, наш план не был реализован в полном объеме, никто из-за ее болтливости не пострадал, так почему же мы должны лишать матери трех малолеток?
- Простите за дурацкий вопрос. Вам не было обидно, что вся ваша работа пошла насмарку?
- Обидно? Ерунда какая. Мы были безумно счастливы, что враг не вошел в Москву: возможные последствия этого вторжения трудно предсказать даже сейчас.
- Нельзя говорить, что в Москве мы работали впустую. Уже в 1942 году я уехал готовить подпольщиков в Ленинград.
До конца войны оставалось еще целых 4 года.
- Сергей Михайлович, планы уничтожения сотен московских зданий - это реальность или миф, рожденный уже в послевоенное время?
- Да, мы на самом деле готовились вывести из строя целый ряд московских предприятий, однако не следует думать, что эти объекты должны были быть полностью уничтожены. Как правило, речь шла о поджоге производственных цехов и порче оборудования. Не более того.
- А как же мосты, электростанции, вокзалы?
- По плану все городские мосты нужно было ликвидировать. Это ни много ни мало 20 тонн взрывчатки - огромная по тем временам цифра. А ведь приготовить все надо было без шума, чтобы никто ничего о готовящейся операции не знал. В деле были задействованы профессионалы экстра-класса: в каждом районе работала "тройка", в состав которой обязательно входил специалист по взрывным работам. В случае получения спецсигнала объекты должны были быть взорваны в течение нескольких часов.
- Сколько всего объектов предполагалось уничтожить?
- Тысяча сто девятнадцать. Это по нашему плану. Свой список был и у начальника 4-го управления НКВД, знаменитого "террориста" Павла Анатольевича Судоплатова. Его ведомство отвечало за минирование объектов, находящихся в центральном подчинении. Это Кремль, Большой театр, Колонный зал Дома союзов. Как видите, предполагалось уничтожить только те здания, в которых можно было устраивать массовые собрания. Здания МГК партии, райкомов не минировали.
- Вы не думали о том, как будут жить люди, москвичи, если вы уничтожите мосты, мясокомбинат, электростанции? Ведь исполнение этого плана для мирных жителей означало только одно - смерть...
- Да, это так. Но тогда положение в стране было крайне тяжелым. На оккупированных территориях умирали миллионы. Увы, таковы законы военного времени. Кроме того, в Москве оставалось крайне мало народу: по распоряжению секретаря МГК партии Щербакова даже партийные работники были эвакуированы вместе с семьями. Сталин, конечно, отругал его. Партийный актив вернулся, но это было уже в начале 42-го года. А осенью 41-го в Москве оставалось меньше 500 тысяч человек.
- 1119 московских объектов нужно было уничтожить. Остальные маскировали?
- Маскировали немного, ведь лишних денег не было. В основном это были заводы, которые продолжали работать. Их либо драпировали, либо надстраивали фанерой или картоном. Главное - запудрить врагу мозги. Иногда рядом с главным корпусом завода строили фанерные коробки, на которых рисовали окна с занавесочками, чтобы немецкие летчики думали, что это обычный жилой квартал. Впрочем, обмануть фашистов было непросто. Карты у них были просто замечательные. Москву спасла оборона (до города смогли долететь только десятки из сотен вражеских самолетов), а еще - чудо. Ну а как иначе объяснить тот факт, что из 8 бомб, упавших на территорию Кремля, не взорвалась ни одна?
- Насколько известно, из Кремля в ту пору были эвакуированы все учреждения?
- Да. Ставка главнокомандующего, его кабинет, бункер, а также все вспомогательные структуры находились на станции метро "Кировская". (Потом эта станция долго не работала: солдаты демонтировали оборудование, заметали, точнее, затопляли следы.)
Мало кто знает, что в случае прорыва линии обороны Сталин должен был тут же отправиться в Нижний Новгород: там, на даче первого секретаря обкома, все было готово для того, чтобы начать работу новой Ставки. Однажды, когда немецкие танки уже вошли в Химки, Сталин сел в свой лимузин и поехал в сторону Горьковского шоссе. Но Берия быстро разобрался, что за танками нет подкрепления - пехоты, авиации и т.п., - и главнокомандующего в срочном порядке развернули обратно.
- Значит, если бы Москва пала, город остался бы без руководства? Все бы уехали?
- Партийное руководство на легальном положении оставаться, конечно, не могло. Это очевидно. Но мы готовили группу московских партработников для подпольной работы в оккупированной Москве. Делалось это летом-осенью 1941 года по указанию московского бюро горкома. Разумеется, с ведома ГКО.
Я отлично помню этих ребят - Нину Попову, Олимпиаду Козлову, Клаву Бутузову. Тогда им было 25-30 лет, а сегодня многих из них уже нет в живых. Работали мы с каждым индивидуально: никто из подпольщиков не должен был знать, кто еще входит в группу. Иначе операция могла провалиться.
В секретных лабораториях НКВД подпольщикам делали новые документы. У меня было много паспортов эвакуированных москвичей - мы просто вклеивали в них другие фотографии.
- И тот человек ничего не знал?
- Конечно. Изготавливали трудовые книжки, военный и профсоюзный билеты, справки. Монтировали "семейные фотографии", писали письма от "родственников" и "друзей".
- Эти родственники, конечно, были персонажами вымышленными?
- Упаси Бог. И родственники, и друзья были лицами вполне реальными, вот только о своих новоявленных тетках и кузенах они ничего не знали. Если бы мы все придумывали, подпольщика можно было элементарно расколоть. Трудность как раз и состояла в том, чтобы реальные факты чьей-то биографии переплести с вымышленными. Поэтому, как правило, легенду мы придумывали вместе с подпольщиками, опираясь на их рассказы о друзьях, коллегах, знакомых. Кроме того, мы учили нелегалов распознавать провокаторов, уходить от слежки. Знали они и о методах фашистских пыток. Нина Попова, например, специально вгоняла себе под ногти иголки.
- Она вам сама рассказала?
- Нет, конечно. Разведка донесла.
- Сколько эти люди прожили на нелегальном положении?
- На самом деле долго - до конца лета 1942 года. Врага от Москвы отбросили, опасности никакой не было, но в ГКО решили на всякий случай перестраховаться.
- Неужели этих людей за целый год никто ни разу не узнал: все-таки секретари райкомов - лица легко узнаваемые?
- Конечно. Такая опасность была, и мы об этом предупреждали Щербакова. Но, как говорится, волков бояться - в лес не ходить.
Никаких пластических операций мы нашим нелегалам не делали: мужчинам просто рекомендовали отрастить бороду, усы, ну а женщинам... Что они могли с собой сделать? Ну, разве что постричься как-нибудь по-особенному.
За все время операции мы только один раз были на грани провала. Женщина, завербованная в подпольную группу, случайно выдала соседкам имя своего руководителя. Случись это в оккупированной немцами Москве, без массовых расстрелов не обошлось бы. Поэтому МГК партии настаивал на выдаче этой женщины органам (скорее всего, ее сослали бы лет на двадцать пять в лагеря). Но мы возражали. Враг в Москву не вошел, наш план не был реализован в полном объеме, никто из-за ее болтливости не пострадал, так почему же мы должны лишать матери трех малолеток?
- Простите за дурацкий вопрос. Вам не было обидно, что вся ваша работа пошла насмарку?
- Обидно? Ерунда какая. Мы были безумно счастливы, что враг не вошел в Москву: возможные последствия этого вторжения трудно предсказать даже сейчас.
- Нельзя говорить, что в Москве мы работали впустую. Уже в 1942 году я уехал готовить подпольщиков в Ленинград.
До конца войны оставалось еще целых 4 года.
