МЫ ВЫИГРАЛИ ЭТУ ВОЙНУ

Истиной в последней инстанции не обладает никто, и потому война, думается, у каждого свои. Солдат видит ее из окопа, боевой машины; офицер-ракетчик - на экране индикатора; генерал - с командного пункта. Каждый выполняет свой долг, находись на своем боевом посту. Множество же различных точек зрения дает наиболее целостную картину происходящего.

Генерал армии Владимир Александрович Крючков родился в 1924 г. С 1946 г. - следователь, прокурор района, с 1954 г. - на дипломатической работе; помощник председателя КГБ - с 1967 г., начальник 1-го Главного управления КГБ (разведка) - с 1974 г., председатель КГБ СССР - 1988-1991 гг.

- Решение о вводе войск в Афганистан окружено многими легендами. Говорят, его инициатором стал Юрий Владимирович Андропов, с которым вы до этого проработали уже четверть века...

- Нет, это не соответствует истине. Хотя Андропов выступил за ввод наших войск в Афганистан, но не был тем лицом, которое инициировало этот вопрос, его нельзя однозначно называть деятелем, который проталкивал, настаивал и т.д.

- А кто же тогда?..

- Я бы советовал осторожнее подходить к этой проблеме. Чтобы ее понять, нужно учесть все аспекты... Брежнев, Громыко, Устинов, Пономарев, Андропов и все другие товарищи долго обсуждали этот вопрос, и лишь когда поняли - на основании обширной информации, которую мы получили из Афганистана и других стран, что надо спасать ситуацию, - тогда приняли решение.

- Как долго продолжалось это обсуждение?

- Как таковой афганский вопрос обсуждайся, наверное, года полтора. После революции 1978 года ситуация резко изменилась, и афганская проблема постоянно изучалась на Политбюро, в ЦК, а соответствующие службы получили указание, какую информацию добывать... Вопрос же о вводе войск впервые прозвучал в конце августа - начале сентября 1979 года, причем вскользь.

- Но почему афганская проблема оказалась такой острой?

- Граница СССР с Афганистаном тянулась на тысячи километров по Средней Азии, региону нестабильному. Начиная с 1921 года наши взаимоотношения, я бы сказал, складывались оптимально. Мы имели выгодные торговые отношения, вели строительные работы, готовили кадры, помогали создавать армию, и афганцы относились к нам очень хорошо. Теперь выбор у нас был таков: или мы будем иметь на нашей границе дружественное государство, или там придет к власти такой режим, что он станет для нас враждебным... Только в декабре 1979 года, когда стало ясно, что без серьезных решений по Афганистану не обойдешься, на первое место вышел вопрос: как вмешиваться? На дипломатическом уровне или же идти на силовой вариант.

- Когда вы лично узнали о возможности ввода войск?

- В конце ноября 1979 года. Поначалу делалось все, чтобы обойтись без этого. На комиссии, в работе которой я участвовал как начальник разведки, обсуждался вариант, как обойтись без силовых действий...

- На какой комиссии?

- По Афганистану. Ее председателем был Громыко, а в состав входили Устинов, Андропов, Пономарев. На заседания приглашали представителей других организаций и ведомств, круг участников изменялся. Меня приглашали довольно часто. Иногда в работе принимал участие Брежнев, кабинет которого находился недалеко от так называемой ореховой комнаты, где комиссия работала. Порой нас предупреждали, что будет Леонид Ильич, но чаще он просто заходил, сидел, слушал, что-то говорил.

- Как, кстати, Леонид Ильич тогда себя чувствовал?

- По-разному. То входил довольно бодро, активно выступал, делился мнениями... Проходило пять-шесть дней, и он выглядел совершенно больным... Состояние его резко ухудшилось в конце 1979 года.

- То есть в то самое время, когда принимались кардинальные решения... Вопрос прозвучит некорректно, но можно ли утверждать, что во всем виноват больной Брежнев?

- Нет! Хотя в афганскую проблему он не очень углублялся, но иногда заходил с какой-то дельной заготовкой. Помню, говорит: вы ищите вариант без силового решения, я с этим согласен. Подумаем, чтобы провести всеобщие выборы - таким образом мы внесем в жизнь Афганистана элемент демократических начал. Это будет хорошо воспринято за рубежом, и, наверное, этой власти будет проще утвердиться, чем если бы она была назначена. Это было интересное, здравое предложение, которое мы реализовали только в 1986 году.

- То есть прорабатывались все возможные варианты решения политической проблемы, так?

- Конечно, искали варианты, какие только возможны. Но к власти пришли силы, которые вскоре встали на антисоветские позиции... Мне думается, что страшнее фигуры, чем Амин, в Афганистане не было ни до, ни после. И то, как он расправился с Тараки, не могло никого оставить равнодушным.

- Наша разведка что-нибудь знала об этих планах?

- Когда Тараки возвращался с Кубы, его в Москве встречал Брежнев, передал полученную от нас информацию, что готовится акция по его уничтожению. Леонид Ильич советовал ему задержаться в Москве - по крайней мере, до прояснения ситуации в Кабуле. Но Тараки считал Амина буквально своим сыном, не верил, что тот на такое пойдет. Кроме того, Тараки уже вошел "в состояние вождя" и говорил: "Народ не допустит, народ не позволит!" Он был убит спустя 8-10 дней после возвращения...

- Как вы относитесь к той версии, что ввод советских войск в Афганистан произошел с подачи Соединенных Штатов Америки? Мол, это США усилиями политиков и спецслужб смогли подтолкнуть руководство СССР к такому решению...

- О том, что происходит, американцы узнали, только когда все было решено и наши войска уже были в Кабуле.

- Владимир Александрович, а как вы оцениваете информацию, которую получали тогда из Кабула?

- Думаю, она была объективная, шла по разным каналам. Первый - посольская информация, второй - по линии Комитета госбезопасности, третий - по линии Министерства обороны, а четвертый поток информации шел по различным ведомствам, представители которых находились в Афганистане... Конечно, наиболее полной была информация КГБ и ГРУ. Она не была какой-то подстрекательской - мы тоже искали выход из создавшегося положения, надеялись, что найдем в конце концов. Не удалось...

- В Кабуле у вас тогда была большая резидентура?

- Я думаю, она была оптимальная - столько, сколько необходимо. И учтите, что там работали наши товарищи, которые знали Афганистан не один даже десяток лет, имели хорошие контакты, связи. Когда я впервые посетил Афганистан, я был приятно удивлен тем, какие широкие позиции мы там имели...

- На какой же основе работала с ними агентура?

- На различной: на материальной, на патриотической, на дружественной... Но в любом случае с нами работали те, кто был сторонником развития афгано-советских отношений. В основном - молодые, энергичные люди, получившие образование в СССР, которые очень хотели построить у себя социализм. Припоминаю июль 1978 года, когда я впервые посетил Афганистан. Мы с Тараки часа четыре разговаривали; до этого я несколько раз был у Амина, еще с некоторыми встречался.

Я поражался наивности наших друзей! "Приезжайте через год, - говорил Тараки, - наши мечети будут пустыми, верующих не будет. Вы строите социализм 60 лет, мы его через 5 лет построим!"

- Что вы на это отвечали? Говорили правду или необходим был "восточный политес"?

- Какой политес, когда у меня волосы дыбом становились?! Я отвечал: "Товарищ Тараки, это иллюзии! У вас есть районы, где до сих пор существует общинный строй, стадия раннего феодализма. За пять лет перейти из одного состояния общества в другое совершенно невозможно. Эти идеи могут вас погубить!" Вообще, на мой взгляд, Афганистан - это страна упущенных возможностей. Но в этих упущенных возможностях нашей вины нет...

- Сколько раз вы там были?

- Точно не помню, около 30.

- С какой целью ездили туда вы - начальник советской разведки, председатель Комитета государственной безопасности?

- Мы имели тесные контакты с афганскими товарищами. Вот в июле 1978-го стало известно, что аминовские спецслужбы встали на путь репрессий по отношению к народу. Мы сказали, что в этих условиях сотрудничать с ними не будем, свертываем все контакты. Подействовало. А так... Изучали обстановку, изучали кадры, чтобы принимать верное решение в Москве. Имели там свои учебные заведения, хотя учебные заведения - это громко сказано... В Афганистане воевали наши военнослужащие, и наша главная забота была в том, чтобы потери у них были как можно меньше. Кроме того, афганцы постоянно нас приглашали для того, чтобы посоветоваться, решить те или иные конкретные вопросы...

- Вы сказали о подготовке кадров спецслужб...

- Мы подготовили для Афганистана более 30.000 человек. Весь костяк специальной службы был нами подготовлен.

- Как вы оцениваете уровень этой подготовки?

- Я думаю, спецслужбы Афганистана были достойны доверия, они свои вопросы решали лучше, чем кто-либо другой... Хотя афганцы - большие артисты, люди тонкие, неглупые, и они ничему не верят. Для них совершенно невозможно поверить только на слово.

- А как вы можете оценить деятельность в Афганистане наших спецслужб - ваших коллег, "соседей"?

- В целом положительно. У нас, в частности, были хорошие взаимоотношения с ГРУ, хотя и были разночтения в подходе к тем или иным вопросам, но мы взаимодействовали, обменивались информацией. Хочу отметить наших контрразведчиков. Военная контрразведка, особисты - те вообще в бой ходили, потери среди них были... Хотя там все несли потери, ситуация была непростая. Погибали и сотрудники КГБ - в результате терактов.

- А вам самому кстати, там приходилось быть под огнем?

- Приходилось. Даже в 1990 году, когда в последний раз прилетали в Джелалабад, наш самолет здорово обстреляли и летчики потом подарили нам пули, которые в самолет попали...

- Ну а что вы можете сказать о боевой работе нашей армии?

- Я думаю, что военные наши товарищи - не только контрразведчики и разведчики, но и просто военнослужащие - имели все основания гордиться тем, что они там сделали.

- С кем из военного руководства вам приходилось работать?

- Да со всеми - с Соколовым, Ахромеевым, Варенниковым, Гареевым, несколько раз бывал в штабе у Громова. Со всеми были нормальные, рабочие отношения. Поражал нас Сергей Леонидович Соколов. Лет ему тогда уже было многовато, а мы мотались и в Панджшер, и в Джелалабад, и в Кандагар... Вообще, я думаю, что мы можем гордиться нашими военными - они выполнили те задачи, которые перед ними стояли, внесли огромный вклад в стабилизацию ситуации. Более того, я считаю, что наши военные товарищи одержали в Афганистане победу.

- Победу? У нас ведь все говорили наоборот...

- Повторю еще раз: мы, советские люди, войну в Афганистане выиграли. Мы одержали и военную, и политическую, и психологическую победу. Когда войска уходили, были разговоры, что режим продержится недолго... Помню наш спор с Сергеем Федоровичем Ахромеевым, когда мы сидели на каком-то совещании, и он говорит: "Надо исходить из того, что пару-тройку недель - и все!" Говорю: "Ничего подобного!" - и объясняю, что "момент шурави", советский, который там присутствует, отпадет. Афганцам не надо будет воевать с нами, будут другие проблемы. Афганистан удержится, народный режим уцелеет - только мы должны помогать, не принимая участия в боевых действиях.

- И вы в итоге оказались правы...

- Да, так мне и Ахромеев сказал месяца через четыре: "Вы были правы в нашем историческом споре. Но важно, чтобы мы Афганистан не бросили. А я чувствую, идет к тому, что мы скоро его бросим". Вот такой был разговор. И действительно, Горбачев и Козырев Афганистан бросили. После августа 1991 года мы немедленно прекратили поставки военного снаряжения, а к концу года вообще ничего не поставляли, хотя Женевские соглашения давали нам на это право. Только тогда наступил критический момент, и в 1992 году Афганистан без помощи иссяк...

- Но, может, режим Наджибуллы все равно был обречен и поддерживать его не имело смысла?

- У этого режима к концу его пребывания у власти было под контролем более 80 процентов территории и все крупные города. В 1979 году в стране было 4 процента грамотных, а в 1989-м - 18. Появилась очень сильная просоветская прослойка: тысячи и тысячи афганцев закончили учебные заведения в СССР, и вот они всем командовали. Действовала армия, работали спецслужбы - им только нужно было военное снаряжение. Этого мы их и лишили...

- Что же выиграла Россия в результате такой "экономии"?

- Дружественного нам Афганистана нет, он перестал быть, туда вошли американцы, что, кстати, не вызвало никаких возмущений и бойкотов... Но их там ждет тяжелая судьба, они будут нести потери, рано или поздно встанет вопрос: воевать дальше или уйти? А в Средней Азии - американские базы. Туда потоком ринулись исламские фундаменталисты, которые постепенно занимают господствующие позиции в регионе.

- Получается, что вывод войск из Афганистана, точнее, последующая политическая линия, ничего хорошего не дали?

- Как видите, "кремлевские старцы" оказались исторически правы. Я много раз присутствовал на заседаниях афганской комиссии - в последние несколько суток она заседала практически день и ночь - и скажу со всей ответственностью, что это были опытные мужи, знающие дело. Каждую проблему они обсуждали со всех сторон, у них была одна забота: уберечь, отстоять интересы Советского Союза, нашей национальной безопасности... Так что не думайте, что это просто собралась компания и решила повоевать в Афганистане - ничего подобного! Эти люди умели далеко смотреть.

- Не хочется завершать разговор на такой ностальгически-минорной ноте. Поэтому спрошу вас несколько не по теме, но как руководителя разведки, аналитика. Просматриваются ли сейчас в нашей внешней политике положительные перспективы? Какие?

- Да, это стремление к интеграции, единению... У нас ведь нет другого выхода, кроме того, чтобы нам опять объединиться. Может быть, не сразу со всеми, поначалу с некоторыми. Весь мир интегрируется, и только мы почему-то шли по линии разрушения. Россия, одна восьмая часть мира, обладающая 40 процентами всех природных богатств, имеет лишь два с половиной процента населения. У нас просто не хватит сил сохранить то, что мы сегодня имеем... В этой связи у меня большие надежды на нашего президента. Во-первых, он из разведки - и мне хотелось бы, чтобы разведчик доказал, что он многое может. Во-вторых, он выгодно отличается от тех, кто был до него: у него здравые суждения, он переживает за народ, принимает все близко к сердцу. Это порождает в обществе большие надежды.

***

"Мы не могли ответить убедительно и на такой вопрос: почему СССР, неся все возможные политические издержки в связи с военной интервенцией, ограничился вводом всего стотысячного войска, которого было явно недостаточно для решения военных проблем? Ведь было известно, что американцы во время вьетнамской войны ввели туда армию, насчитывавшую до 500 тыс. человек, а театр боевых действий во Вьетнаме был значительно меньше и компактнее, чем в Афганистане. Неужели наша вечная неуверенность и нерешительность руководили нами и здесь, на поле боя?"

Записал Александр БОНДАРЕНКО