Если вы обладаете любой информацией о совершенных или готовящихся терактах, просьба обращаться в ФСБ России по телефонам:
+7 (495) 224-22-22 8 (800) 224-22-22
Для получения информации о порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию российских и иностранных граждан (лиц без гражданства), выдачи пропусков для въезда (прохода) лиц и транспортных средств в пограничную зону, выдачи разрешения на неоднократное пересечение иностранными судами государственной границы Российской Федерации на море обращаться в ВЕБ-ПРИЕМНУЮ ФСБ России
Для получения справочной информации обращаться в ПОГРАНИЧНЫЕ ОРГАНЫ
Для получения справочной информации обращаться в ПОГРАНИЧНЫЕ ОРГАНЫ
ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ "ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПОЛИЦИЯ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТЕРРОРИЗМ В РОССИИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX - НАЧАЛО XX ВВ.)"
01.04.2002
Вынесенная в эпиграф фраза произнесена известным русским публицистом в конце 80-х гг. XIX в., справедливость её тогда не подлежала сомнению. Такое положение вещей, лишая государственную власть широкой общественной поддержки, осложняло, но не снимало задачу противодействия революционному движению и в первую очередь наиболее зримому его проявлению - индивидуальному террору. Проблематика публикуемых материалов связана с деятельностью на этом поприще политической полиции. Но чтобы осмыслить особенности функционирования системы розыскных учреждений Российской империи, необходимо проследить тенденции развития революционного процесса, предопределившие выдвижение на первый план террористической борьбы; эволюцию её форм, которая во многом обусловливала становление приемов и методов работы политического сыска.
Мощным катализатором освободительного движения в России стали преобразования 60-х гг. XIX в. и, прежде всего, - "дарование крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей".
Характер "эмансипации" общеизвестен. "Облагодетельствованные" крестьяне ответили на объявление "царской милости" взрывом возмущения весной 1861 г. Общество же, переболев той "лихорадкой мысли", которую вызвала подготовка аграрной реформы, и окончательно уяснив непоследовательность планов верховных преобразователей, чувствовало себя обманутым.
Для политической полиции это беспокойное время обернулось серьёзными проблемами. Мало того, что "переходное состояние, в которое Россия вступила по случаю изменения одной из главных основ её гражданского установления", - было "сопряжено с неизбежным болезненным ощущением, проявляющимся с различными оттенками, во всех слоях общества" 1. С выходом на политическую арену массы разночинцев, "наименее заинтересованных в охранении существующего государственного порядка", круг объектов наблюдения "высшего надзора" расширился настолько, что уследить за "расположением умов" в этой взрывоопасной среде становилось всё сложнее. К тому же, политической полиции предстояло разобраться, что представляет собой этот новый потенциальный противник, каковы условия его существования и стиль мышления, круг идей и мотивы действий интеллигента-разночинца.
Эпоха Великих 60-х принесла возможность раскрепощения человеческой личности, к какому бы сословию она не принадлежала. Многие искренно хотели найти себе применение в труде на благо освобожденного народа. Но в новых учреждениях перевес оставался за людьми старого закала и поборникам прогресса приходилось действовать в пассивной или недоброжелательной обстановке, отказываться от убеждений или от дела. Власть шла испытанным бюрократическим путем, отдавая распоряжения сверху и ожидая снизу лишь отчёт об исполнении, не предполагая никакого "сотворчества" со стороны общества.
Энтузиазм тех, кто хотел посвятить свою жизнь обновлению России, оставался невостребованным, инициатива наказуемой. "Если вас спросят, кто самый несчастный человек на свете, - сетовал один из представителей молодого поколения пореформенной эпохи, - отвечайте: тот, кто поставлен в бесконечно бессрочное бездействие и гниёт заживо не от отсутствия сил и способностей, а от отсутствия возможности употребить их в дело"2.
В таком положении оказалась масса "мыслящих пролетариев", вызванных к жизни новыми временами. С отменой ограничения числа студентов в высших учебных заведениях молодёжь со всех концов России устремилась в университеты, нередко жертвуя на обучение последние гроши. Из низов - за лучшей долей, которую надеялись обрести с получением образования; из всех сословий - за светом новых идей. В этом смешении социальных пластов и рождалась та разночинная интеллигенция, которая часто бывала не у дел не только потому, что не находила поприща, соответствовавшего своим взглядам на общественное служение, но и потому, что потребности страны, ещё только вступавшей на путь капиталистического развития, не могли поглотить весь "образованный пролетариат".
"Безместность", непристроенность огромной массы разночинцев означала для большинства из них полуголодное существование и вела к крушению надежд - не только в решении вопроса о хлебе насущном, но и в удовлетворении социальных претензий и духовных запросов. Рождалась горькая досада на образованное общество, членами которого они так хотели стать, и отчаяние, лишь усиливавшееся с интеллектуальным развитием, отрезавшим пути назад, к прозябанию необразованных классов. В результате "мыслящий пролетарий" и по материальному положению, и по духовным устремлениям ощущал свою несовместимость с традиционным укладом жизни общества, в отрицании которого созревал нигилизм.
Нигилизм 1860-х был сосредоточен на преобразовании умственных и нравственных представлений. Однако, вынося приговор не только старой системе идей, но и прежней политической системе, нигилисты жаждали "положительной истины", основанной не на вере в авторитет, а на опытном знании, позволявшей жить так, как велел разум, а не традиция.
"Священные покровы", подчас скрывавшие фальшь или пустоту, срывались с жизненных явлений, которые нигилисты сводили с небес на землю с помощью позитивной науки. В основу нравственности они пытались положить "материальное" понятие пользы вместо "идеальной" категории долга. Не признающий диалектики материального и духовного нигилизм попадал под действие закона отрицания отрицания - идеи нигилистов становились объектом не "материального" анализа, а слепого преклонения, "идеальной" веры. Нигилистическое отрицание традиций само превращалось в традицию, возникала новая догма - догма революционной идеологии. "Рационально-атеистическое мировоззрение" русской интеллигенции, писал С. Булгаков, "есть действительно вера, вера в научность, в рационализм"3. И так же, как религиозные подвижники ждали пришествия Царства Божия, так и нигилисты верили в осуществление - по последнему слову европейской научной мысли - царства труда и справедливости с помощью социальной революции, несущей немедленные перемены.
Отрицание и разрушение старых форм человеческого существования приобретало пафос созидания нового социального идеала. Поколение 60-х, воодушевляемое идеалом "светлой мысли, правды и труда", рвалось в бой за всестороннюю эмансипацию личности и общества. Проблема действия могла решаться по-разному - умеренные круги склонялись к тому, чтобы определённым общественным давлением вынудить правительство на более решительные уступки; радикалы ставили на повестку дня подготовку народной революции. В левом лагере росла уверенность, что "честный русский не может быть другом правительства" и действовать с ним заодно. Нетерпеливые молодые разночинцы видели себя "строителями судеб мира". Противоречие высочайшей самооценки и социальной неприкаянности порождало истинно разночинское - деклассированного, по сути, элемента - желание перевернуть всё вверх дном, чтобы "кто был ничем - стал всем".
Модель подобной трансформации действительности и конкретный ответ на извечный вопрос "что делать?" находили в знаменитом романе Н.Г. Чернышевского. По завету Учителя "мыслящие реалисты" пытались "переносить в настоящее" черты будущих личных и общественных отношений. Одна за другой возникали артели и коммуны, целью которых была пропаганда "социальных идей" на деле.
К одной из таких "ассоциаций" принадлежал Дмитрий Каракозов. 4 апреля 1866 г. он попытался осуществить более эффективную, на его взгляд, форму пропаганды делом, чтобы "расшевелить заснувший народ". Но в народе распространилась молва о том, что стрелял помещик, недовольный отменой крепостного права, a III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии пришло к заключению, что "в покушении на цареубийство участвовала горсть ничтожных личностей, по преимуществу русских, но действовавших под влиянием и для цели польской пропаганды".
Корни крамолы, как водится, искали на Западе. В 1863 г. в империи отпылал очередной "польский мятеж", да и в применении политического террора пальму первенства следовало бы отдать Северо-Западному краю. 15 июня 1862 г. подпоручик 15-го пехотного Шлиссельбургского полка Андрей Потебня стрелял в генерал-адъютанта А.Н.Лидерса, наместника в Царстве Польском; 21 июня сменивший Лидерса на этом посту Великий князь Константин подвергся нападению Людвига Ярошинского. Однако значение этих терактов не шло ни в какое сравнение с выстрелом у Летнего сада, мишенью которого стала Священная Особа Императора Всероссийского.
Во Всеподданнейшем отчёте III отделения за 1866 г. политическая полиция оправдывалась (см. док. ?1). На нескольких страницах подробно перечислялись меры, принятые III отделением для выяснения личности злодея и его соучастников, "неослабного содействия" Петербургской и Московской следственным комиссиям и т.д. Но главная задача осталась невыполненной, "высший надзор" не сумел "предупредить" преступление, "око Государево" проглядело "гнездилище цареубийственных замыслов" среди множества похожих один на другой студенческих кружков с "социальным" оттенком. Вскрылись острые проблемы работы сыска в радикально изменившейся "оперативной" обстановке. Разночинскую среду невозможно было охватить наблюдением старыми методами - "через чинов Корпуса жандармов" и "известного свойства" услуги почтового ведомства, новые же ещё не сложились. Требовалась и определённая структурная реорганизация органов политического сыска.
28 апреля 1866 г. П.А. Шувалов, принявший пост главноуправляющего III отделением и шефа Корпуса жандармов, подал на Высочайшее имя докладную записку о мерах к восстановлению порядка в империи, которая предусматривала, прежде всего, реформирование системы политического розыска. Чтобы защитить страну от "разрушительного действия вредных элементов", следовало "устроить полицию так, чтобы она была в состоянии обнаруживать то, что совершается в среде общества"4.
Должное внимание было уделено агентурной работе. В III отделении появился секретный архив, где сосредоточивались политические дела и материалы перлюстрации, систематически пополнялась фототека и "Алфавит лиц, политически неблагонадёжных".
"Главная цель преобразования, - писал Шувалов, - состоит в том, чтобы по мере возможности, образовать политические полиции там, где они не существуют, и сосредоточить существующую полицию в III отделении Вашего Императорского Величества канцелярии, для единства их действий и для того, чтобы можно было точно и однообразно для целой империи определять, какие стремления признаются правительством вредными и какие способы надлежит принимать для противодействия им".
В подчинение III отделению поступила "Охранная стража", создание которой было вызвано необходимостью оберегать священную особу Государя Императора. Персонал этого подразделения принимал участие и в работе политического сыска.
Новый руководитель "высшего надзора" обнаружил "полное расстройство столичных полиций"5, добился ликвидации Санкт-Петербургского генерал-губернаторства и передачи его функций градоначальству, подчинённому III отделению. При канцелярии Петербургского градоначальника возникло, в свою очередь, ещё одно новое учреждение - Отделение по охране общественного порядка и спокойствия, ставшее прообразом позднейшей "охранки", неотъемлемой части структуры политического сыска Российской империи.
П.А.Шувалов подготовил также новое "Положение о Корпусе жандармов", утверждённое царем в сентябре 1867 г. и в неизменности дожившее до Февраля 1917г. "Единство действий" всех жандармских управлений на железных дорогах, а также на Кавказе и в Варшаве, усиление надзора на местах обеспечивались созданием дробной системы губернских управлений и уездных наблюдательных пунктов вместо громоздких жандармских округов.
Шеф жандармов озаботился и состоянием кадрового состава "лазоревого ведомства". Чтобы успешно уловлять крамолу, нельзя было сильно отставать от своего противника - интеллигента. Для повышения образовательного уровня и теоретического знакомства с идеологией основного объекта наблюдения жандармы могли пользоваться ведомственной библиотекой, включавшей и коллекцию нелегальных изданий. При Корпусе появилась особая школа для подготовки к "сознательному использованию обязанностей службы по наблюдательной части".
Выстрел Каракозова повлёк за собой и общее изменение правительственного курса. Рескриптом 13 мая 1866г. на имя вице-председателя Государственного совета князя П.П. Гагарина царь распорядился навести в стране порядок. Репрессии обрушились на демократическую печать, были закрыты "Современник" и "Русское слово", подверглись ограничению права земств и были расширены полномочия губернаторов, ужесточился надзор за высшей школой и студенчеством.
В результате пути самодержавного правительства и интеллигенции ещё больше разошлись, хотя в первые годы после Великих реформ существовала реальная возможность направить энергию молодого поколения в мирное русло. Социально-политическая действительность России второй половины XIX в. загоняла её в подполье. В среде разночинной интеллигенции пореформенного периода сформировался особый тип личности - предтечи профессиональных революционеров, игравших ведущую роль на протяжении всего дальнейшего развития освободительного движения в России. Именно с этими "новыми людьми" предстояло вступить в борьбу органам политического сыска. Они отличались от окружающих своей системой ценностей, которая не оставляла им места в обыденной жизни, превращала в "отщепенцев" от традиционного общества (см. док. ?7). Тем, кто ставил перед собой грандиозную задачу радикального обновления России, были тесны рамки повседневности, неприемлемы навязываемые ею компромиссы. Их уделом оставался "практический нигилизм". Его ярким проявлением стала деятельность "Народной расправы" Сергея Нечаева.
Разоблачение нечаевщины вызвало сильную ответную реакцию в революционной среде. На какое-то время возобладала резкая неприязнь к жёстким организационным формам, диктаторству и экстремистским прожектам, нашедшая отражение в первой, стихийной волне "хождения в народ". Опыт работы в деревне вновь вызвал к жизни идею централизованной организации, реализовавшуюся в 1876 г. с появлением "Земли и воли". Однако к концу 70-х гг. стало ясно, что к "оседлой" пропаганде крестьяне восприимчивы не более чем к "летучей".
Массовое движение "в народ" создавало для политической полиции новые проблемы. Законом 19 мая 1871г. "производство дознаний по делам о государственных преступлениях передавалось чинам Корпуса жандармов"6. Кроме того, никто не снимал с них бремени "высшего надзора", а число поднадзорных неуклонно росло. Ревизия представленных в 111 отделение начальниками губернских жандармских управлений "списков лиц, состоящих под негласным наблюдением", не сократила их количества. Летом 1871 г. в жандармские управления поступило предписание "стараться доставлять и сообщать в III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии фотографические портреты всех вообще лиц, которые почему-либо обращают на себя внимание правительства, преимущественно в отношении политической благонадёжности". Сотрудники наружного наблюдения, филеры, сбивались с ног, деятельность внутренней агентуры оказывалась неэффективной, так как при организационной аморфности движения его практически невозможно было взять под контроль.
Реакция правительства на деятельность радикальной интеллигенции была столь же неадекватной, сколь и недальновидной. Ярчайший пример тому - процесс 193-х (1877). 90 человек - значительная часть всех задержанных - будучи привлечены к суду, по выражению обвинителя Желеховского, "для фона", в ожидании оправдания провели по несколько лет в предварительном заключении. Затем 80 из этих 90 человек оправданных судом были сосланы под надзор полиции административным порядком 7.
Месяцы и годы тюрьмы, которые для одних кончались сумасшествием или смертью, а для других становились школой политической борьбы; административные высылки; исключение из учебных заведений; полицейский надзор и прочие "репрессии, непропорциональные преступлениям", надолго вырывали молодых людей из мирной обыденности, вызывали ожесточение и укрепляли решимость идти по революционному пути. Как писал один из "государственных преступников", "высокопоставленные глупцы думают, что их нелепые меры имеют предупредительное значение; если бы они знали, что каждое новое притеснение всё теснее и теснее смыкает кружок честных людей... Придёт и наше время, когда мы дадим единодушный кровавый ответ"8. Это время наступило в конце 70-х - начале 80-х гг., когда сформированный всей предшествующей логикой и практикой антиправительственной борьбы революционный тип развернул свою деятельность под знаменем "Народной воли".
Отсутствие гарантий прав личности, полная незащищённость перед лицом власть имущих порождали соответствующие формы протеста. Выстрел Веры Засулич прогремел в ответ на наказание розгами Алексея Боголюбова, произведённое 13 июля 1877 г. в доме предварительного заключения по приказу Петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова. Парадоксально, но в той конкретно-исторической ситуации подобный акт воспринимался как средство защиты законности.
Впечатление от приговора, вынесенного судом присяжных, едва ли не превышало впечатление от самого теракта. Неожиданное для многих оправдание В.И.Засулич дало террору, по выражению С.М. Кравчинского, "санкцию общественного признания". "Нам стыдно", - говорили в среде революционной молодёжи, - "что раньше не сделали, как она"9. Волна террора нарастала, политические убийства превращались из эксцессов в обыденную практику революционной борьбы.
Первые теракты (покушение на товарища прокурора Киевского судебного округа М.М. Котляревского (23 февраля 1878 г.), на адъютанта Киевского губернского жандармского управления Г.Э. Гейкинга (24 мая 1878 г.), убийство С.М. Кравчинским шефа жандармов Н.В. Мезенцева (4 августа 1878 г.)) застали власти врасплох. Отчаянное положение диктовало "исключительные меры". 9 августа 1878 г. появился закон "О временном подчинении дел о государственных преступлениях и о некоторых преступлениях против должностных лиц ведению военного суда, установленного для военного времени"10.
Покушение А.К.Соловьева на Александра II (2 апреля 1879г.) вызвало к жизни Высочайший указ 5 апреля 1879г. - Европейская Россия была разделена на 6 временных генерал-губернаторств, население которых попадало в полнейшую зависимость от произвола местных властей11. По официальным данным, с апреля 1879 г. по июль 1880 г. за "неблагонадёжность" под надзор полиции было выслано без суда, административным порядком, 575 человек12. Политическая полиция продолжала действовать по старинке, усиливая наружное наблюдение, проводя опросы дворников "о подозрительных личностях, в их домах проживающих", повальные обыски и аресты среди этих личностей.
Новая тактика антиправительственной борьбы вызывала в верхах панику, новые организационные формы революционного движения загоняли политическую полицию в тупик. С каждым дерзким покушением террористов очевидней становилась беспомощность органов сыска перед лицом сплочённой, строго законспирированной партии.
В России сформировалось подполье с его особой психологией. "Бродячий образ жизни, неопределенность существования и постоянное ожидание ареста, - вспоминал Л.Дейч, - развивали в "нелегальном" привычку к опасностям, полное равнодушие к своему будущему, готовность в любой момент расстаться со своей свободой, а то и с самой жизнью... Отсюда также вытекало его стремление сделать что-нибудь заметное, крупное, громкое"13. Круг революционеров смыкался всё тесней, резче становилась грань, отделяющая его от остального мира. Эта среда создала героев "Народной воли".
Невозможность вести эффективную социалистическую пропаганду в существующих политических условиях выдвигала на первый план задачу изменения государственного строя. Политической борьбой без массовой поддержки могла быть только борьба террористическая - наиболее "производительный" способ "употребить ничтожные революционные силы". В гуще народничества происходила радикализация настроений, спонтанно возникала террористическая практика, росла потребность возвести её в принцип. Все эти обстоятельства вызвали в 1879 году раскол "Земли и воли". Судьба "Чёрного передела" лишний раз доказала бесперспективность революционной пропаганды в деревне. Рождение "Народной воли" знаменовало переход к единоборству с самодержавием.
Программа Исполнительного комитета гласила, что члены "Народной воли" "по своим убеждениям... социалисты и народники", ближайшей задачей партии объявлялся "политический переворот с целью передачи власти народу", террор должен был служить орудием устрашающим для правительства и агитационным для народа. Однако террористическая деятельность, всё глубже затягивавшая революционеров в свой водоворот, требовала напряжения всех сил и оставляла всё меньше места для рассуждений о том, что будет "после". Признавая, вслед за теоретиком русского бланкизма Петром Ткачёвым, российскую монархию "висящей в воздухе" самодовлеющей силой, которая не имеет опоры ни в одном общественном слое, народовольцы считали, что гибель самодержца разрушит существующую политическую систему. Сезон "охоты" на императора был открыт.
Политическая полиция, тем временем, всё более утрачивала контроль над ситуацией. Как "предупреждать преступления" при неосведомлённости о планах и личном составе тайной организации? Принять превентивные меры невозможно, остаётся лишь реагировать на свершившийся факт. Основным методом жандармов старой школы оставалось "систематическое наблюдение и последовательные аресты членов сообщества". Для освещения непроницаемой тьмы подполья нужна была внутренняя агентура. Проникнуть в тесный кружок злоумышленников мог только свой брат-"нелегальный". Но контакты с такими личностями были для сотрудников сыска поколения В. Д. Новицкого сродни сговору с нечистой силой, а звезда Г.П. Судейкина и подобных ему представителей "жандармской молодёжи" ещё не взошла.
Попытки распутать клубок противоречий, создающих столь бесперспективную ситуацию, предприняла "Верховная распорядительная комиссия по охране государственного порядка и общественного спокойствия" под руководством графа М.Т. Лорис-Меликова, которая была учреждена императором Александром II 12 февраля 1880 г. после очередного теракта (взрыв в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г.) "в твёрдом решении положить предел беспрерывно повторяющимся в последнее время покушениям дерзких злоумышленников поколебать в России государственный и общественный порядок" (см. док. ? 12, 14-17). В подчинение этому временному органу переходило и III отделение. Первоочередной задачей Комиссии её главный начальник объявлял "принятие решительных мер к подавлению возмутительных действий анархистов".
Прежде всего, необходимо было удостовериться в боеспособности армии политического сыска. Ревизия, предпринятая летом 1880 г. сенатором И.И. Шамшиным, привела к неутешительным выводам. Органам сыска нужно было дать возможность сконцентрировать усилия на борьбе с самой серьёзной угрозой, избавив от несвойственных им функций. Глубина проникновения в революционное подполье могла быть обеспечена только за счёт сужения круга полномочий "высшей полиции". 1 августа 1880 г. Лорис-Меликов подал на Высочайшее имя докладную записку о преобразовании полиции (см. док. ? 20). 6 августа Указом о закрытии Верховной распорядительной комиссии упразднялось и III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии "с передачей дел оного в ведение Министерства внутренних дел". В составе последнего был создан Департамент государственной полиции, призванный сосредоточить все нити "политического розыска и наблюдения". Согласованность работы полиции тайной и явной должна была достигаться тем, что товарищ министра внутренних дел, на которого было возложено (с 1882 г.) руководство Департаментом, являлся также командиром Отдельного корпуса жандармов (шефом жандармов был сам министр).
Высочайший указ о ликвидации Верховной распорядительной комиссии гласил, что свою важнейшую задачу она выполнила, объединив "действия всех властей для борьбы с крамолой". Однако все эти усилия не уберегли российского монарха от гибели 1 марта 1881 г. Департаменту полиции предстояло ещё много трудов по "предупреждению и пресечению" преступлений, не в последнюю очередь - террористических. Вопросами политического сыска ведало третье (секретное) делопроизводство, а с 1898 г. - Особый отдел Департамента. На местах "единственными розыскными и осведомительными источниками Департамента полиции служили губернские жандармские управления. Во главе этих управлений стояли заслуженные полковники и генералы, воспитанные в старинных традициях Корпуса жандармов, люди в большинстве весьма почтенные, но совершенно не знакомые с современными требованиями политического сыска"14, - писал заведующий Особым отделом Л.А. Ратаев.
Наиболее "правильно организованными" и эффективно действующими органами политической полиции являлись "Отделения по охране общественного порядка и безопасности", существовавшие первоначально только в столицах и Варшаве (Санкт-Петербургское с 1866 г. и Московское с 1880 г.). Этим учреждениям суждено было сыграть роль своеобразных лабораторий политического сыска, в которых возникали и отрабатывались приемы и методы работы, позволявшие не отставать от развития антиправительственной борьбы. Именно благодаря этим нововведениям удалось на некоторое время обуздать революционный террор.
Под рукой жандармов старой школы подрастало молодое поколение деятелей политического сыска. В Киевском жандармском управлении у В.Д.Новицкого начинал знаменитый Г.П. Судейкин, развернувший широкомасштабную вербовку внутренней агентуры "нового образца" из числа ренегатов революции. Их внедрение в организационные структуры нелегальных партий позволяло, по мысли инспектора столичного охранного отделения, не только контролировать революционное движение, но и манипулировать им. Даже "провал" секретного сотрудника правительства был бы ему на руку, подтачивая силы революционного лагеря, сея в нём подозрительность и неуверенность в своих бойцах. Подрыв бастионов противника следовало вести изнутри, внешнее давление должно было оставаться незаметным. Повальные обыски и скоропалительные аресты сменила тщательно продуманная филерская опека над объектом наблюдения, предварительное установление его связей и т.д. При самой массовой ликвидации о ком-то намеренно "забывали" - свечу оставляли гореть на подоконнике, увлекая всё новые жертвы в искусно расставленные сети.
Стиль работы жандармской молодёжи вызывал у старших коллег брезгливое негодование. Однако к середине 80-х гг. "Народная воля" была разгромлена и организация подобного масштаба смогла появиться лишь в начале XX в.
На "уловление крамолы" было нацелено Положение об усиленной охране, утверждённое 14 августа 1881 г. и действовавшее в разных областях империи с перерывами до 1917г. Вступая в силу, оно влекло чрезвычайное расширение полномочий местной администрации. Генерал-губернаторы, губернаторы и градоначальники по собственному усмотрению распоряжались свободой (взыскания вплоть до трёхмесячного ареста, административные высылки), имуществом (закрытие торговых и промышленных предприятий, приостановка периодических изданий) и самой жизнью граждан (право "передавать на рассмотрение военного суда отдельных дел о преступлениях, общими уголовными законами предусмотренных, когда они признают это необходимым"). Чины жандармерии и полиции могли производить обыски "во всякое время... во всех без исключения помещениях" и задерживать в течение двух недель "всех лиц, внушающих основательное подозрение в совершении государственных преступлений или в прикосновенности к ним, а равно в принадлежности к противозаконным сообществам"15.
Произвол власть предержащих рождал соответствующие формы протеста. Современные исследования показывают, что на рубеже ХIХ-ХХ вв. возникновение и развитие террористических идей было характерно для большинства революционных групп "без различия партийности"16.
Покушение П.В. Карповича на министра народного просвещения Н.П. Боголепова стало свидетельством того, что стихия революционного террора вновь готова вырваться из-под спуда. Свои организационные формы она обрела в Партии социалистов-революционеров, а воплощение в практику - в деятельности её Боевой организации (БО). 2 апреля 1902 г. (убийство министра внутренних дел Д.С. Сипягина) вступила в бой немногочисленная группа под руководством Г.А. Гершуни. Целью ударного отряда партии эсеров провозглашалась "борьба с существующим строем посредством устранения тех представителей его, которые будут признаны наиболее преступными и опасными врагами свободы. Устраняя их. Боевая организация не только совершает акт самозащиты, но и действует наступательно, внося страх и дезорганизацию в правящие сферы, и стремится довести правительство до сознания невозможности сохранить самодержавный строй"17.
Значительная доля самостоятельности, закреплённая уставом БО (август 1904 г.), определяла её особый статус в составе ПСР. Многих привлекала возможность приложить свои силы к реальному революционному "делу", не вдаваясь в тонкости партийной политики. Именно деятельность БО заставила правительство признать ПСР наиболее опасным противником. На ликвидацию этой угрозы в первую очередь и была направлена реформа органов сыска, предпринятая министром внутренних дел В.К. Плеве.
Революционное движение не ограничивалось Петербургом и Москвой. С учётом этого, по образу и подобию столичных, были образованы охранные (розыскные) отделения в губернских городах. "Начальники их, - вспоминал генерал А.И. Спиридович, - в строевом отношении прикомандировывались к... жандармским управлениям, но это подчинение было лишь формальное, зависели они только от директора, на местах же ближе всего стояли к губернатору"18. Такое положение вещей, позволявшее Департаменту полиции эффективнее координировать деятельность сыска в масштабах империи, нередко вызывало серьёзные проблемы во взаимоотношениях местных органов политической полиции, негативно влиявшие на их взаимодействие.
Во вновь созданных структурах сосредоточивалась розыскная работа, их важнейшими подразделениями являлись агентурные отделы. Оперативно реагировать на все изменения в революционном лагере помогала налаженная система учета и обобщения информации (знаменитые "разноцветные" досье - красные карточки на эсеров, зеленые на анархистов и т.д.), обязательным был и обмен розыскными данными между заинтересованными учреждениями.
Приоритетной областью работы органов сыска было агентурное освещение состояния террористических организаций. В связи с этой задачей многие щекотливые вопросы, неизбежно возникающие в процессе деятельности политической полиции, вставали особенно остро. Какую линию поведения должен избрать сотрудник охранки, внедрённый в противозаконное сообщество? "Активным участником в преступлениях секретный агент ни в каком случае не может быть допущен"19, - доказывал генерал В.Д.Новицкий в записке на Высочайшее имя. Но что способен узнать человек, который далёк от дел нелегальной организации? В атмосфере охранного отделения всегда витал соблазн провокации; любой секретный сотрудник мог оказаться двойным агентом.
Двойную игру вёл знаменитый агент политической полиции в партии эсеров, глава Боевой организации с 1903 по 1908 г. Евно Фишелевич Азеф. Именно он возглавил подготовку покушения на В.К. Плеве (15 июля 1904г.), жизнь которого реорганизованные органы сыска не уберегли. Под руководством Е.Ф.Азефа были выработаны оптимальная структура БО, чёткое "разделение труда" между боевиками (наблюдатели, химики, метальщики), наладилось паспортное дело, развернулось широкое применение динамитной техники - БО достигла зенита славы. Однако, именно такую жёсткую организационную структуру, на вершине которой находился он сам, агенту политического сыска легче было контролировать, нейтрализовывая активность террористов. Вскоре начались провалы, тщательно спланированные в Департаменте полиции неудачи стали преследовать предприятия БО, парализуя волю боевиков, неуклонно подталкивая к мысли о безрезультатности их усилий.
Положение усугублялось тем, что осенью 1905 г. ЦК ПСР, сообразуясь с новыми политическими реалиями (Манифест 17 октября, подготовка к созыву Государственной думы), принял решение о приостановке террористической деятельности и роспуске БО. Вскоре, в связи с установкой I общепартийного съезда (декабрь 1905 - январь 1906) на вооруженное восстание, в преддверии которого вновь возрастало значение террора как фактора дезорганизации власти и агитационного воздействия на массы, БО была восстановлена. Однако непоследовательный курс руководства ПСР вызвал к жизни множество оппозиционных групп эсеровского толка (в 1906г. они объединились в Союз эсеров-максималистов), а их несогласие с тактической линией ЦК привело к взрыву терроризма, который приобрёл децентрализованный характер.
Многочисленные местные боевые дружины, группы, отряды и "боевики-одиночки" обрушились на представителей власти, преимущественно среднего и низшего звена (см. док. ? 72, 73, 75, 80), - угроза нависала теперь не только над высшей администрацией. Широкое распространение получили экспроприации казённых, а нередко и частных средств, никогда ранее не применявшиеся в таких масштабах: с января 1905 г. по июль 1906г. было совершено 1951 ограбление по политическим мотивам. 8 июля 1906 г., в день своего назначения председателем Совета министров, П.А. Столыпин с трибуны Государственной думы сообщил, что с октября 1905 г. по апрель 1906 г. от руки террористов погибли 288 человек, 388 должностных лиц было ранено, 150 покушений не удались. По статистике Департамента полиции только в 1907 г. "невыясненными лицами" было совершено 3487 терактов20.
Политическая полиция оказалась в сложной ситуации. Разрозненные действия боевиков было гораздо труднее взять под контроль, чем централизованный партийный террор. Кроме того, наряду со старыми противниками - эсерами, анархистами, дашнаками, членами Польской социалистической партии, появились новые организации, которым не чужда была террористическая практика.
На волне революции, в стремлении противодействовать ей, оформилось монархическое движение. Дать отпор "потрясателям основ" были призваны боевые дружины черносотенных союзов. Их непосредственная задача состояла в оказании содействия полицейским властям. "На обязанности лиц, принадлежащих к Союзу русского народа, - говорил один из его представителей, - лежит пресекать смуту, и мы имеем право арестовать всякого человека, у которого окажется оружие или преступные прокламации. Аресты эти мы имеем право производить даже без помощи... полиции".
Но нежелание ограничиваться ролью "группы поддержки" вызывало превышение и без того широких полномочий "союзников". Стремление бить врага его же оружием приводило правых к тактике индивидуального террора. Их действия не являлись антигосударственными, но, будучи противозаконными, они ставили перед чинами охраны немало проблем. В документах Департамента полиции замелькал термин "межпартийный террор". Особенно щекотливые вопросы приходилось решать в связи с политическими убийствами, жертвами которых становились члены либеральных партий, не изобличённые в государственных преступлениях, но признаваемые черносотенцами злейшими врагами "царя и веры" (см. док. ? 106, 137, 138). Власти были вынуждены отчитываться перед Думой за действия членов монархических организаций, подрывавших престиж защитников престола и Отечества. "Союзников" приходилось постоянно держать в поле зрения, также как и противников.
Небывалое расширение сферы наблюдения потребовало нового преобразования органов сыска. В 1906 г. в "политической части" Департамента полиции формируются два Особых отдела: первый ведал розыскной работой в партиях, второй - в массовом движении и среди общественности. Число охранных отделений с трёх в 1902 г. возросло до тридцати одного в 1908 г. Пережив шок от столкновения с революционной стихией, политическая полиция с удвоенной энергией развернула борьбу с организованным антиправительственным движением. Агентурная сеть расширялась количественно и совершенствовалась качественно. Под руководством Азефа БО ПСР за 1907-1908 гг. не совершила ни одного успешного покушения. Таким образом, деятельность этого секретного сотрудника политической полиции "обессилила террор в самую критическую для правительства и для революции эпоху"21, - признавал Совет ПСР. Кризис партии, вызванный разоблачением Азефа, стал главным результатом подрывной деятельности агента органов сыска в рядах ПСР.
В январе 1909 г., вскоре после исчезновения Азефа, в правах БО была утверждена группа Б.В. Савинкова, ставившая целью организацию центрального террора. Но процесс распада оказался необратимым - многие боевики отошли от дел, приток свежих сил в БО резко сократился, в партии и обществе набирали силу антитеррористические настроения, да и главу организации не оставляли сомнения в истинности избранного пути. После ряда неудач в начале 1911 г. БО ПСР была распущена. Террор не сразу сошел со сцены политической борьбы. Не доверяя больше ЦК, "гнезду измены и провокации", местные группы стремились к самостоятельности, происходило распыление террора, ослабевал его натиск.
"Дело" Азефа не прошло бесследно и для органов сыска. Помимо скандальных запросов о провокации в Думе, политическая полиция стала всё чаще сталкиваться в своих рядах с феноменом двойных агентов. Нередко последние пытались найти выход из тупика, в который рано или поздно загоняла их игра на два фронта, с помощью терактов. Гибель полковника С.Г. Карпова, убийство П.А. Столыпина поставили под сомнение правомерность использования важнейшего средства политического розыска - внутренней агентуры. Институт секретных сотрудников постепенно сокращался, также как и количество охранных отделений, по мнению товарища министра внутренних дел, заведывавшего полицией В.Ф. Джунковского, - "рассадников провокации". 15 мая 1913 г. были ликвидированы 8 охранных отделений, осенью такая же судьбы постигла и все остальные, за исключением Петербургского, Московского и Варшавского.
Карательно-розыскной аппарат Российской империи, одной из центральных задач которого являлась борьба с революционным терроризмом, действовал в течение многих лет более или менее эффективно. Менялась политическая обстановка, эволюционировало антиправительственное движение, трансформировались структура и методы работы органов сыска. Но, устраняя недовольных, политическая полиция не устраняла причины недовольства. Глобальное изменение внутриполитического курса не входило в компетенцию 111 отделения или Департамента полиции. Сохранялись и политико-экономические и социально-психологические факторы, вызывавшие постоянное воспроизведение такой формы политического протеста как терроризм. С началом Первой мировой войны, на время ослабившей противостояние власти и общества, индивидуальный террор пережил глубокий спад, чтобы вновь возродиться в пору великих потрясений 1917 г.
***
Сборник документов и материалов "Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX - начало XX вв.)" является тематическим изданием научно-популярного типа, построен по хронологическому принципу. В представляемой вашему вниманию книге осуществлена попытка выстроить достаточно репрезентативный документальный ряд, отражающий деятельность органов политического сыска в борьбе с антигосударственным терроризмом на протяжении второй половины XIX - начала XX вв.
Публикуемые источники довольно разнородны, среди них: судебно-следственные материалы; документы, регламентирующие деятельность политической полиции и позволяющие восстановить сам процесс розыскной работы; отчёты и обзоры; материалы переписки руководящих и низовых подразделений, отражающие реальное соотношение между распоряжениями из центра и исполнением на местах и т.д. Встречаются документы, которые могут показаться малозначащими (см., например, док. ? 47, 110, 111), но в общем контексте они помогают высветить те или иные грани практики борьбы с террором, сопряжённые с ней объективные и субъективные трудности, понять своеобразие конкретно-исторической ситуации. Той же задаче отвечает включение в сборник ряда источников, исходящих из революционного лагеря. Складываясь в своеобразное мозаичное полотно, все эти документы, как надеются составители, позволяют воссоздать будничную работу политической полиции по "предупреждению и пресечению" террористических выступлений, очертить круг повседневных проблем органов сыска. Этой цели подчинено и стремление ограничить в сборнике число материалов о наиболее громких терактах, больая часть которых давно освоена исследователями.
Документы расположены в хронологическом порядке, что позволяет проследить эволюцию террористической практики и связанную с ней динамику деятельности органов сыска, имеют самостоятельные порядковые номера, даты, редакционные заголовки. Неравномерность распределения материалов объясняется различной интенсивностью политического террора в тот или иной период. Приводимые в ряде документов ссылки на предыдущие или последующие материалы, которые характеризуются сюжетным единством, позволяют при необходимости формировать проблемно-тематические блоки источников.
Подавляющая часть документов (более 90%) публикуется впервые, некоторые материалы, уже введённые в научный оборот, приводятся по архивным подлинникам. Основанием для повторной публикации этих документов послужило их принципиальное значение для раскрытия проблематики издания. При выявлении архивных материалов составители опирались на наиболее содержательные с точки зрения освещения темы фонды - III отделения СЕИВк и Департамента полиции МВД, был использован также ряд фондов личного происхождения, хранящихся в ГАРФ.
Отбирая документы для включения в сборник, составители отдавали предпочтение подлинникам или, при их отсутствии, заверенным копиям. Основная масса материалов публикуется полностью. В некоторых случаях допущено сокращение особенно объёмных документов, которые наряду с необходимыми сведениями содержат информацию, дублирующуюся в других материалах или не имеющую непосредственного отношения к теме сборника. Если документ приводится в извлечении, то заголовок начинается словом "Из", а пропуски обозначаются отточием в квадратных скобках.
Тексты документов переданы с сохранением орфографии, пунктуации и стилистики оригинала. Погрешности текста, имеющие смысловое значение, оставлены без изменений с оговоркой в текстуальных примечаниях: "Так в тексте". Пропущенные в документах и восстановленные составителями слова и части слов, а также раскрытые сокращения заключены в квадратные скобки. Подписи под всеми архивными документами сохранены; в случае предположительного прочтения, они даются в квадратных скобках. Если подпись расшифровать не удалось, в квадратных скобках указывается: "подпись неразборчива". При отсутствии даты на документе и установлении её составителями, она также приводится в квадратных скобках.
Все архивные материалы сопровождаются легендой, в которой указано название архива, номер фонда, описи, дела, листа; оговорена копийность текста.
Документы снабжены примечаниями и комментариями. Текстуальные примечания отмечены звездочкой и помещены постранично. В них указаны погрешности текста, наличие собственных примечаний авторов документа и т.п. Примечания по содержанию вынесены в конец документа, обозначены цифрами и пронумерованы по порядку в пределах всего текста; расположены после общего комментария, если таковой имеется.
Справочный аппарат сборника составляют также указатель имен, содержащий перечень фамилий и инициалов с обозначением страниц, на которых они встречаются; и список сокращений, где в алфавитном порядке раскрыты наиболее часто употребляемые в текстах сокращения.
Примечания и комментарии составлены Е.И.Щербаковой при участии В.И. Кочанова, именной указатель и список сокращений - Н.Н. Парфеновой и Е.И. Щербаковой.
_________ 1. ГАРФ. Ф.109. Оп.223. Д.26. Л.216(об.).
2. Цит. но: Шилов А.А. Каракозов и покушение 4 апреля 1866 г. - Пг, 1919. С.51
3. "Христианский социализм" (С.Н. Булгаков): споры о судьбах РОССИИ. - Новосибирск. 1991. C.110.
4. См.: Былое. -Спб., 1907. ? 1. С.236-237.
5. Там же.
6. ПСЗ. Собр.2. Т.46. От.1. - СПб., 1874. С.591-594.
7. Троицкий Н.А. Царские суды против революционной России. -Саратов, 1976. С. 197-198; Кропоткин П.Л. Записки революционера. -М., 1988. С.402-403; Кони А.Ф. Избранное. - М., 1989. С.299, 312.
8. Нечаев и нечаевцы. - M.-Л., 1931. С.21.
9. Группа "Освобождение труда". Историко-революционный сборник. Т.2. -Л., 1924. С.277.
10. ПСЗ. Собр.2. Т.53. Отд.2. С.90.
11. ПСЗ. Собр.2. Т.54. Отд.1. С.298.
12. Троицкий Н.А. Ук. соч. С.94.
13. Дейч Л. За полвека. - Берлин, 1923. Т.2. С.48, 130, 133.
14. Цит. по: Провокатор. Воспоминания и документы о разоблачении Азефа. -Л., 1991. С.147.
15. См.: История полиции дореволюционной России (Сборник документов и материалов по истории государства и права). - М., 1981. С.56-59.
16. Индивидуальный политический террор в России ХIХ-ХХ вв. Материалы конференции. -М.. 1996. С.103. См. также: Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. -М., 1997.
17. Савинков Б.В. Воспоминания. - М., 1990. С.89.
18. Спиридович А.И. Записки жандарма. - М.. 1991. С.48.
19. Социалист-революционер. - Париж, 1910. ?2. С.65.
20. См.: Гейфмап А.А. Сколько стоил боевизм? //Родина. 1998. ?7. С.64.
21. ГАРФ. Ф.102. Оп.260. Д.281. Л.127.
