Распечатать
РУССКАЯ БАНЯ, ИЛИ КАК ДВА НЕМЕЦКИХ ГЕНЕРАЛА И ПОЛКОВНИК ЖИЛИ В ОДНОМ ДОМЕ С СОТРУДНИКОМ НКВД
01.02.2000
Сотрудники Центрального архива ФСБ на основе рассекреченных материалов особых отделов НКВД подготовили документальный сборник, посвященный Сталинградской битве.
Один из составителей сборника - историк, профессор Академии военных наук Юрий СИГАЧЕВ - познакомил меня с текстом донесения особого отдела НКВД Донского фронта, адресованного заместителю наркома внутренних дел СССР.
Из донесения:
"Согласно вашему распоряжению, в помещения, занимаемые пленными немецкими генералами, были помещены оперативные работники.
К Паулюсу, Шмидту - оперуполномоченный, младший лейтенант госбезопасности Тарабрин, хорошо знающий немецкий язык, и уполномоченный Нестеров. Тарабрину дано задание, не обнаруживая знания немецкого языка, фиксировать все разговоры пленных между собой, оформляя это в виде дневника (прилагается). Настроение пленных подавленное.
Говорят мало.
У группы других генералов (Даниэльс, Дреббер и др.) внешне настроение более бодрое, однако Дреббер заявил, что "некоторые генералы думают о возможности самоубийства".
Об изложенном информированы представитель Ставки, маршал артиллерии Воронов и член Военного совета, генерал-майор Телегин.
По указанию тов. Воронова у пленных изъяты все режущие-колющие предметы".
Первая страничка дневника Тарабрина помечена 31 января 1943 года:
"В 21 ч. 20м. в качестве представителя штаба фронта прибыл к месту назначения - в одну из хат с.Заварыгина.
"Будет ли ужин?" - была первая услышанная мною фраза на немецком языке, когда я вошел в дом, в котором размещались взятые в плен 31 января 1943 г. командующий 6-й германской армией генерал-фельдмаршал Паулюс, его начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и адъютант полковник Адам. Фразу насчет ужина сказал Шмидт. В дальнейшем он все время проявлял беспокойство о своих вещах и, тщательно заворачивая в бумажки, прятал в карман недокуренные сигары".
Судя по дневнику, офицер госбезопасности неплохо владел пером, был наблюдателен, умел замечать такие штрихи в поведении генералов, за которыми нередко проглядывались характер, достоинства и недостатки человека.
Прибывший вместе с Тарабриным комендант штаба полковник Якимович предложил пленным отдать имеющиеся у них карманные ножи, бритвы, другие режущие предметы.
Паулюс, ни слова не говоря, выложил на стол два перочинных ножа. Шмидт сначала побледнел, потом лицо его залилось краской.
- Не думаете ли вы, что мы простые солдаты? - визгливым голосом закричал он. - Перед вами фельдмаршал. Безобразие! Мы здесь гости генерал-полковника Рокоссовского и маршала Воронова.
- Успокойтесь, Шмидт, - попытался урезонить своего начштаба Паулюс. - Значит, такой порядок.
По поводу инцидента Якимович вынужден был звонить своему начальству. Ножи вернули. Пленные сели ужинать. "Ужин вовсе был не плох", - скажет потом Паулюс. "В России вообще неплохо кормят", - отзовется успокоившийся Шмидт.
Надо сказать, "кулинарная тема" возникала не раз. На следующий день, например, принесли к ужину кофейное печенье.
Шмидт: Хорошее печенье, наверное, французское.
Адам: Очень хорошее. Мне кажется - голландское. Надели очки.
Адам удивленно произнес: "Смотрите, русское".
Паулюс: Прекратите хотя бы рассматривать. Некрасиво.
Правда, однажды и он не удержался. Вспоминая обед у командующего 64-й армией генерал-лейтенанта М. Шумилова, заметил: "Вы обратили внимание, какая была изумительная водка?
31 января фельдмаршала вызвали к Воронову. Вернулся Паулюс через час.
- Ну, как маршал? - поинтересовался Шмидт.
- Маршал - как маршал.
- О чем говорили? - Предложили, чтобы я приказал сдаться оставшимся. Я отказался.
Разговоры о войне, ее исходе велись постоянно.
Шмидт: До середины марта русские, вероятно, будут наступать.
Паулюс: Пожалуй, и дольше.
Шмидт: Остановятся ли на прежних границах?
И тут генерал-фельдмаршал произнес знаменательную фразу:
- Все это войдет в военную историю как блестящий пример оперативного искусства противника.
3 февраля. Утро.
- Что видели во сне? - спросил Шмидт у Паулюса.
- Какие могут быть сны у пленного фельдмаршала? - последовал ответ.
В этот день пленным предложили баню. Паулюс и Адам согласились с радостью, Шмидт, как всегда, ворчал - боялся простудиться. Паулюс его успокоил: "Русские бани очень хорошие, и в них тепло".
Вернулись часа через полтора. Впечатление от бани - прекрасное. В это время к дому подкатили несколько легковых машин. Начальник разведотдела генерал-майор Виноградов передал Паулюсу, что сейчас он увидит всех своих генералов, находящихся в плену.
Подъехали генералы. Паулюс по очереди жмет каждому руку: "Здравствуйте, друзья мои, больше бодрости и достоинства". Встречу снимают для кинохроники.
Вечером Шмидт ворчит:
- После бани наверняка простудимся. Специально все сделано, чтобы мы заболели.
- Еще хуже эта съемка, - слышен голос Паулюса. - Позор! Маршал Воронов, наверное, ничего не знает. Так унижать достоинство! Но ничего не поделаешь - плен.
- Я и немецких-то журналистов не перевариваю, а тут еще русские. Отвратительно.
- Интересно, какие известия? - интересуется Паулюс.
- Наверное, дальнейшее продвижение русских, - отвечает адъютант.
Шмидт: А что дальше? По-моему, эта война окончится еще более внезапно, чем началась, и конец ее будет не военный, а политический. Ясно, что мы не можем победить Россию, а она - нас.
Паулюс: Политика - не наше дело. Мы - солдаты. Маршал вчера спросил: почему мы без боеприпасов, без продовольствия оказывали сопротивление в безнадежном положении? Я ему ответил - приказ! Каково бы ни было положение, приказ остается приказом. Мы - солдаты. Дисциплина, приказ, повиновение - основа армии. Он согласился со мной. И вообще смешно, как будто в моей воле было что-то изменить. Кстати, маршал оставляет прекрасное впечатление: культурный, образованный человек. Прекрасно знает обстановку.
- У фортуны всегда две стороны, - философски замечает Шмидт.
Паулюс: То, что нельзя предугадать свою судьбу, это - хорошо. Если бы я знал, что буду фельдмаршалом, а затем в плену! В театре по поводу такой пьесы я бы сказал - ерунда!
4 февраля на допрос вызвали Шмидта. "Наконец-то заинтересовались и мной". Он был несколько уязвлен, что его не беспокоили раньше. Вернулся через пару часов. Рассказывает:
- Хотели знать мою оценку оперативного искусства русских. Я отвечать отказался, заявил, что это может повредить моей родине. Любой разговор на эту тему - только после войны.
- Верно, я ответил также, - говорит Паулюс.
Это был последний день пребывания советского чекиста в компании генералов. Утром 5 февраля он в дневнике запишет: "Я получаю распоряжение вернуться обратно в отдел".
- Как бы вы прокомментировали вошедшие в сборник документы? - спрашиваю я Юрия Сигачева. - Какую ценность они представляют?
- В научный оборот вводятся почти полторы сотни документов, неизвестных ранее не только широкой публике, но и специалистам. Эти документы поистине бесценны, они позволяют уточнить наши представления о Великой Отечественной войне, о подвиге народа, одержавшего в ней победу. Хочу сообщить читателям "Труда", увлекающимся историей, что с выходом сборника о Сталинградской битве в издательстве "Звонница - МГ" наш коллектив не прекращает работу. К 55-летию Победы мы готовим аналогичный сборник документов, посвященный битве за Москву.
Беседу вел Анатолий КАРПЫЧЕВ
Один из составителей сборника - историк, профессор Академии военных наук Юрий СИГАЧЕВ - познакомил меня с текстом донесения особого отдела НКВД Донского фронта, адресованного заместителю наркома внутренних дел СССР.
Из донесения:
"Согласно вашему распоряжению, в помещения, занимаемые пленными немецкими генералами, были помещены оперативные работники.
К Паулюсу, Шмидту - оперуполномоченный, младший лейтенант госбезопасности Тарабрин, хорошо знающий немецкий язык, и уполномоченный Нестеров. Тарабрину дано задание, не обнаруживая знания немецкого языка, фиксировать все разговоры пленных между собой, оформляя это в виде дневника (прилагается). Настроение пленных подавленное.
Говорят мало.
У группы других генералов (Даниэльс, Дреббер и др.) внешне настроение более бодрое, однако Дреббер заявил, что "некоторые генералы думают о возможности самоубийства".
Об изложенном информированы представитель Ставки, маршал артиллерии Воронов и член Военного совета, генерал-майор Телегин.
По указанию тов. Воронова у пленных изъяты все режущие-колющие предметы".
Первая страничка дневника Тарабрина помечена 31 января 1943 года:
"В 21 ч. 20м. в качестве представителя штаба фронта прибыл к месту назначения - в одну из хат с.Заварыгина.
"Будет ли ужин?" - была первая услышанная мною фраза на немецком языке, когда я вошел в дом, в котором размещались взятые в плен 31 января 1943 г. командующий 6-й германской армией генерал-фельдмаршал Паулюс, его начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и адъютант полковник Адам. Фразу насчет ужина сказал Шмидт. В дальнейшем он все время проявлял беспокойство о своих вещах и, тщательно заворачивая в бумажки, прятал в карман недокуренные сигары".
Судя по дневнику, офицер госбезопасности неплохо владел пером, был наблюдателен, умел замечать такие штрихи в поведении генералов, за которыми нередко проглядывались характер, достоинства и недостатки человека.
Прибывший вместе с Тарабриным комендант штаба полковник Якимович предложил пленным отдать имеющиеся у них карманные ножи, бритвы, другие режущие предметы.
Паулюс, ни слова не говоря, выложил на стол два перочинных ножа. Шмидт сначала побледнел, потом лицо его залилось краской.
- Не думаете ли вы, что мы простые солдаты? - визгливым голосом закричал он. - Перед вами фельдмаршал. Безобразие! Мы здесь гости генерал-полковника Рокоссовского и маршала Воронова.
- Успокойтесь, Шмидт, - попытался урезонить своего начштаба Паулюс. - Значит, такой порядок.
По поводу инцидента Якимович вынужден был звонить своему начальству. Ножи вернули. Пленные сели ужинать. "Ужин вовсе был не плох", - скажет потом Паулюс. "В России вообще неплохо кормят", - отзовется успокоившийся Шмидт.
Надо сказать, "кулинарная тема" возникала не раз. На следующий день, например, принесли к ужину кофейное печенье.
Шмидт: Хорошее печенье, наверное, французское.
Адам: Очень хорошее. Мне кажется - голландское. Надели очки.
Адам удивленно произнес: "Смотрите, русское".
Паулюс: Прекратите хотя бы рассматривать. Некрасиво.
Правда, однажды и он не удержался. Вспоминая обед у командующего 64-й армией генерал-лейтенанта М. Шумилова, заметил: "Вы обратили внимание, какая была изумительная водка?
31 января фельдмаршала вызвали к Воронову. Вернулся Паулюс через час.
- Ну, как маршал? - поинтересовался Шмидт.
- Маршал - как маршал.
- О чем говорили? - Предложили, чтобы я приказал сдаться оставшимся. Я отказался.
Разговоры о войне, ее исходе велись постоянно.
Шмидт: До середины марта русские, вероятно, будут наступать.
Паулюс: Пожалуй, и дольше.
Шмидт: Остановятся ли на прежних границах?
И тут генерал-фельдмаршал произнес знаменательную фразу:
- Все это войдет в военную историю как блестящий пример оперативного искусства противника.
3 февраля. Утро.
- Что видели во сне? - спросил Шмидт у Паулюса.
- Какие могут быть сны у пленного фельдмаршала? - последовал ответ.
В этот день пленным предложили баню. Паулюс и Адам согласились с радостью, Шмидт, как всегда, ворчал - боялся простудиться. Паулюс его успокоил: "Русские бани очень хорошие, и в них тепло".
Вернулись часа через полтора. Впечатление от бани - прекрасное. В это время к дому подкатили несколько легковых машин. Начальник разведотдела генерал-майор Виноградов передал Паулюсу, что сейчас он увидит всех своих генералов, находящихся в плену.
Подъехали генералы. Паулюс по очереди жмет каждому руку: "Здравствуйте, друзья мои, больше бодрости и достоинства". Встречу снимают для кинохроники.
Вечером Шмидт ворчит:
- После бани наверняка простудимся. Специально все сделано, чтобы мы заболели.
- Еще хуже эта съемка, - слышен голос Паулюса. - Позор! Маршал Воронов, наверное, ничего не знает. Так унижать достоинство! Но ничего не поделаешь - плен.
- Я и немецких-то журналистов не перевариваю, а тут еще русские. Отвратительно.
- Интересно, какие известия? - интересуется Паулюс.
- Наверное, дальнейшее продвижение русских, - отвечает адъютант.
Шмидт: А что дальше? По-моему, эта война окончится еще более внезапно, чем началась, и конец ее будет не военный, а политический. Ясно, что мы не можем победить Россию, а она - нас.
Паулюс: Политика - не наше дело. Мы - солдаты. Маршал вчера спросил: почему мы без боеприпасов, без продовольствия оказывали сопротивление в безнадежном положении? Я ему ответил - приказ! Каково бы ни было положение, приказ остается приказом. Мы - солдаты. Дисциплина, приказ, повиновение - основа армии. Он согласился со мной. И вообще смешно, как будто в моей воле было что-то изменить. Кстати, маршал оставляет прекрасное впечатление: культурный, образованный человек. Прекрасно знает обстановку.
- У фортуны всегда две стороны, - философски замечает Шмидт.
Паулюс: То, что нельзя предугадать свою судьбу, это - хорошо. Если бы я знал, что буду фельдмаршалом, а затем в плену! В театре по поводу такой пьесы я бы сказал - ерунда!
4 февраля на допрос вызвали Шмидта. "Наконец-то заинтересовались и мной". Он был несколько уязвлен, что его не беспокоили раньше. Вернулся через пару часов. Рассказывает:
- Хотели знать мою оценку оперативного искусства русских. Я отвечать отказался, заявил, что это может повредить моей родине. Любой разговор на эту тему - только после войны.
- Верно, я ответил также, - говорит Паулюс.
Это был последний день пребывания советского чекиста в компании генералов. Утром 5 февраля он в дневнике запишет: "Я получаю распоряжение вернуться обратно в отдел".
- Как бы вы прокомментировали вошедшие в сборник документы? - спрашиваю я Юрия Сигачева. - Какую ценность они представляют?
- В научный оборот вводятся почти полторы сотни документов, неизвестных ранее не только широкой публике, но и специалистам. Эти документы поистине бесценны, они позволяют уточнить наши представления о Великой Отечественной войне, о подвиге народа, одержавшего в ней победу. Хочу сообщить читателям "Труда", увлекающимся историей, что с выходом сборника о Сталинградской битве в издательстве "Звонница - МГ" наш коллектив не прекращает работу. К 55-летию Победы мы готовим аналогичный сборник документов, посвященный битве за Москву.
Беседу вел Анатолий КАРПЫЧЕВ