Распечатать
РЫЦАРЬ ПЛАЩА И КИНЖАЛА ВЗЯЛ В РУКИ ПАЛИТРУ
28.02.2003
Жизнь этого человека была строго засекречена. Уйдя на пенсию еще в 1979 году, он только сейчас может рассказать некоторые факты своей биографии
На днях вышла книга - воспоминания о легендарных разведчиках. Ее автор - сотрудник Службы внешней разведки Павел ГРОМУШКИН. Он же проиллюстрировал свой литературный труд прекрасными портретами коллег.
- Павел Георгиевич, листая вашу книгу, даешься диву: как получилось, что вы познакомились с таким количеством разведчиков?
- Со многими из них я сталкивался по работе. По оперативной линии участвовал в подготовке разведчиков к работе за границей. Раскрывать профессиональные секреты нельзя, но о нескольких коллегах, об отдельных нелегалах я все же расскажу.
- Может, тогда начнем с человека, считающегося едва ли не символом нашей разведки, Рудольфа Абеля?
- С Вильямом Фишером (настоящее имя разведчика) я познакомился в 1938 году в знаменитом "сером доме" на Лубянской площади. Это был чрезвычайно интеллигентный человек. Вокруг него всегда складывалась особая атмосфера: у коллег он сразу вызывал уважительный интерес и симпатию.
Его заслуга перед Родиной неоценима во время войны и после победы. Он 9 лет проработал в США и сумел обеспечить передачу в Москву сверхсекретных донесений о работе американцев над атомной бомбой. Когда в 1955 году Абель приезжал в Москву, мне он показался грустным. Я провожал его в аэропорт. Он был сам не свой, когда в сердцах мне сказал: "Поездка может стать последней".
Домой Абель вернулся лишь в 1962 году. Когда я его впервые увидел - не узнал. Передо мной стоял глубокий старик, хотя ему тогда было всего 59 лет. Но он сохранил поразительную стойкость духа.
- А кто такие Питер и Хелен Крогеры, с которыми работал Абель? В чем их заслуга перед СССР?
- Их настоящие имена - Моррис Коэн и Леонтина Тереза. В 1949 году они обеспечивали связь с рядом ценных агентов советской разведки в США. Разведдеятельность этой замечательной пары была в дальнейшем продолжена в Англии, где они уже выступали как Питер и Хелен Крогеры. Там ими руководил наш разведчик-нелегал Бен. Бен сообщал в Центр: "Легализовались под видом книготорговцев, открыли в Лондоне букинистический магазин, приобрели собственный дом и оборудовали в нем стационарную радиостанцию, через которую поддерживают устойчивую двустороннюю связь с Центром. С нынешними радистами мне повезло. Мы быстро сработались - а это очень важно. Они прекрасные люди и, главное, настоящие мастера своего дела".
Но неожиданно для всех 7 января 1961 года в Англии Бен и Крогеры были арестованы. Бен получил 25 лет тюрьмы, Крогеры - по 20. Спустя три года Бен был освобожден - его обменяли. Супругам Крогерам пришлось провести за решеткой без малого 9 лет, откуда их удалось освободить только в 1969 году. В том году советская контрразведка арестовала английского подданного Джеральда Брука за попытку нелегального провоза шифровальных инструкций. Британцы согласились обменять Крогеров на Брука.
После освобождения они обосновались в Москве, помогали растить молодые кадры. Они часто бывали у меня дома, произведя на моих близких неизгладимое впечатление. Уникальные личности, ставшие истинными патриотами нашей страны, для укрепления безопасности и обороноспособности которой они сделали так много.
Я общался с ними вплоть до их смерти. Каждый из них был удостоен высокого звания Героя Российской Федерации. 23 декабря 1993 года Леонтины не стало, а 23 июня 1995 года скончался Моррис. Они похоронены рядом на Новокузнецком кладбище.
- Бен, если не ошибаюсь, был псевдоним Конона Молодого?
- Его эпопея напоминает судьбу Абеля: тоже нелегальная и на редкость успешная работа только в Англии. Потом предательство, арест, тюремное заключение...
- Насколько я знаю, его потом обменяли на английского шпиона Винна, и Молодый вернулся в Москву. Как сложилась потом его судьба? Правду ли говорят, что он попал под репрессию?
- Нет, с оперативной работы его направили зав. сектором в наш институт. Это был страшный удар по его самолюбию. Может, поэтому он умер в 47...
Конон был большим умницей. Я, бывало, приглашал его на хоккей, страстным поклонником которого он был. Эту страсть разделял и его близкий друг, известный киноактер Вячеслав Тихонов. Втроем мы неоднократно оказывались вместе на центральных матчах внутреннего чемпионата и на международных турнирах. Вспоминаю, с каким азартом каждый из нас комментировал и "вел по-своему" ледовые баталии в Лужниках. Походы втроем сблизили нас. Бен, когда приезжал в Москву отдохнуть, всякий раз не без удовольствия о них вспоминал.
- Павел Георгиевич, а где вы сами работали?
- В разведку я пришел в 1938 году. В 1941-м попал в Болгарию. Она была занята немцами, но, учитывая, что наша страна не рвала дипломатических отношений с Болгарией, мы оставались там работать, хотя к нам относились очень плохо.
Была очень сложная обстановка. Семьи наши отправили на Родину. Но я ив такой ситуации встречался с нашими агентами там. У нас в Болгарии был ценный агент - его имя до сих пор засекречено. В частности, он сообщил нам информацию, которую мы передали в Центр, и это, возможно, повлияло на принятие решения о переброске войск с Дальнего Востока к столице. Кстати, этот агент передавал информацию только через того, кто его завербовал. Из Москвы специально вызвали Василия Пудина, того самого вербовщика. И мы встречались втроем. Встречались несмотря на то, что за нами круглосуточно велась слежка. Но мы брали хитростью. У них контрразведка бедная, слабая... Вот стоят около нашего посольства пять их машин. Из ворот нашего посольства выезжает тоже пять - болгары тут же за нами разъезжаются. А через какое-то время на шестой выезжает наш работник на встречу. Они выставляют шесть машин, а мы выезжаем на седьмой...
- Знаю, что вас вызвали в Москву, где вы приняли участие в подготовке операции по забрасыванию нашего знаменитого разведчика Николая Кузнецова на оккупированную Украину.
- Тогда было решено, что в партизанских отрядах обязательно должны работать наши товарищи. В случае с Кузнецовым была проведена долгая, кропотливая работа. Мы искали для него такую "легенду", чтобы невозможно было в ней усомниться.
После битвы под Москвой наши захватили полковые немецкие документы. Там было дело некоего Пауля Зиберта. Он подходил идеально - не было родных, никто не мог его случайно узнать. Мы использовали настоящий военный билет Зиберта, только вклеили туда фотографию нашего Кузнецова. Потом мы сделали Кузнецову шоферское и наградное удостоверения - "дали" ему Железный крест. Сделать немецкие документы было несложно. Правда, бумага для их документов использовалась очень хорошая, но у нас она была. Отличие же немецких документов от наших было в том, что они очень педантичные, если можно так сказать. В военном билете записано все - от выдачи портянок до награждения. Причем в каждой графе стоит печать с датой, а там, где должна быть роспись, - печать с указанием звания. Чтобы не проколоться, мы изучали все трофейные документы - от военного до железнодорожного билета. Например, у военных билетов солдат сухопутных войск обложка была коричневая, у войск СС - серая, со значком "SS". Да и форма отличалась: например, окантовка погон у пехотинцев была белой, у саперов - черной, у артиллеристов - красной, у связистов - ядовито-лимонной.
Немцы, кстати, делали для своих разведчиков советские паспорта. Ну, очень грубо! Не тот шрифт, не то расположение, не такие фотографии.
- А после войны выезжали за границу?
- Я практически объездил весь мир. Но это в основном были разовые задания, недлительные командировки. Например, в Мексике был первый раз три месяца, второй раз приехал на шесть месяцев. В 1979 году я собрался на пенсию. Руководство сказало: "Ты не уходи совсем, работай, пока есть здоровье". И я стал консультантом. Общался с товарищами, помогал собирать материал.
- А в свободное время увлеклись рисованием?
- Тяга к рисованию у меня с молодости. До разведки я работал в издательстве "Правда", в котором, как я знаю, издается и ваша "Трибуна". Вырос до начальника цеха подготовки офсетных форм. Одновременно занимался в изостудии и поступил в Полиграфический институт на заочное отделение художественно-графического факультета. Несмотря на плохое зрение, и сейчас иногда рисую. Люблю рисовать портреты своих друзей и людей, просто мне интересных.
Мне за портреты дали заслуженного работника культуры. Вот портрет Путина. Я его с фотографий рисовал. А это еще один наш разведчик - голливудский красавчик Дмитрий Быстролетов. Гениальный был человек. Двадцать языков знал.
- Неужели двадцать?!
- Да. У него в практике был такой интересный случай - еще до войны. В наше посольство в Италии пришел какой-то молодой человек и предложил купить у него итальянский правительственный шифр. Мы отказались: а вдруг провокация? Сталин, узнав об этом, устроил разнос, велел найти этого человека, взять шифр. Ну а как его найти? Пришел в посольство и ушел... Помнили только, что он был очень загорелый. И Быстролетов через несколько месяцев поиска нашел-таки его в одном из пивных баров в Швейцарии! Это же уникальный случай! Кроме того, Быстролетов достал ряд шифров других стран. После долгой работы за границей он приехал домой на отдых в 1937 году, его потом собирались перебазировать в другую страну. Был с докладом у Ежова, тот его поцеловал в обе щеки. А через некоторое время - ордер на арест, подписанный уже Берией. Быстролетов 17 лет отсидел, но выжил, работал там врачом.
- Павел Георгиевич, вам в июне исполнится 90 лет. Откуда у вас столько энергии?
- Профессия обязывает. Какая же разведка без веры и оптимизма? Я обещал себе, что умру только после того, как выпущу серию альбомов работ наших товарищей-художников. А материалы к этой серии я специально собираю не спеша...
На днях вышла книга - воспоминания о легендарных разведчиках. Ее автор - сотрудник Службы внешней разведки Павел ГРОМУШКИН. Он же проиллюстрировал свой литературный труд прекрасными портретами коллег.
- Павел Георгиевич, листая вашу книгу, даешься диву: как получилось, что вы познакомились с таким количеством разведчиков?
- Со многими из них я сталкивался по работе. По оперативной линии участвовал в подготовке разведчиков к работе за границей. Раскрывать профессиональные секреты нельзя, но о нескольких коллегах, об отдельных нелегалах я все же расскажу.
- Может, тогда начнем с человека, считающегося едва ли не символом нашей разведки, Рудольфа Абеля?
- С Вильямом Фишером (настоящее имя разведчика) я познакомился в 1938 году в знаменитом "сером доме" на Лубянской площади. Это был чрезвычайно интеллигентный человек. Вокруг него всегда складывалась особая атмосфера: у коллег он сразу вызывал уважительный интерес и симпатию.
Его заслуга перед Родиной неоценима во время войны и после победы. Он 9 лет проработал в США и сумел обеспечить передачу в Москву сверхсекретных донесений о работе американцев над атомной бомбой. Когда в 1955 году Абель приезжал в Москву, мне он показался грустным. Я провожал его в аэропорт. Он был сам не свой, когда в сердцах мне сказал: "Поездка может стать последней".
Домой Абель вернулся лишь в 1962 году. Когда я его впервые увидел - не узнал. Передо мной стоял глубокий старик, хотя ему тогда было всего 59 лет. Но он сохранил поразительную стойкость духа.
- А кто такие Питер и Хелен Крогеры, с которыми работал Абель? В чем их заслуга перед СССР?
- Их настоящие имена - Моррис Коэн и Леонтина Тереза. В 1949 году они обеспечивали связь с рядом ценных агентов советской разведки в США. Разведдеятельность этой замечательной пары была в дальнейшем продолжена в Англии, где они уже выступали как Питер и Хелен Крогеры. Там ими руководил наш разведчик-нелегал Бен. Бен сообщал в Центр: "Легализовались под видом книготорговцев, открыли в Лондоне букинистический магазин, приобрели собственный дом и оборудовали в нем стационарную радиостанцию, через которую поддерживают устойчивую двустороннюю связь с Центром. С нынешними радистами мне повезло. Мы быстро сработались - а это очень важно. Они прекрасные люди и, главное, настоящие мастера своего дела".
Но неожиданно для всех 7 января 1961 года в Англии Бен и Крогеры были арестованы. Бен получил 25 лет тюрьмы, Крогеры - по 20. Спустя три года Бен был освобожден - его обменяли. Супругам Крогерам пришлось провести за решеткой без малого 9 лет, откуда их удалось освободить только в 1969 году. В том году советская контрразведка арестовала английского подданного Джеральда Брука за попытку нелегального провоза шифровальных инструкций. Британцы согласились обменять Крогеров на Брука.
После освобождения они обосновались в Москве, помогали растить молодые кадры. Они часто бывали у меня дома, произведя на моих близких неизгладимое впечатление. Уникальные личности, ставшие истинными патриотами нашей страны, для укрепления безопасности и обороноспособности которой они сделали так много.
Я общался с ними вплоть до их смерти. Каждый из них был удостоен высокого звания Героя Российской Федерации. 23 декабря 1993 года Леонтины не стало, а 23 июня 1995 года скончался Моррис. Они похоронены рядом на Новокузнецком кладбище.
- Бен, если не ошибаюсь, был псевдоним Конона Молодого?
- Его эпопея напоминает судьбу Абеля: тоже нелегальная и на редкость успешная работа только в Англии. Потом предательство, арест, тюремное заключение...
- Насколько я знаю, его потом обменяли на английского шпиона Винна, и Молодый вернулся в Москву. Как сложилась потом его судьба? Правду ли говорят, что он попал под репрессию?
- Нет, с оперативной работы его направили зав. сектором в наш институт. Это был страшный удар по его самолюбию. Может, поэтому он умер в 47...
Конон был большим умницей. Я, бывало, приглашал его на хоккей, страстным поклонником которого он был. Эту страсть разделял и его близкий друг, известный киноактер Вячеслав Тихонов. Втроем мы неоднократно оказывались вместе на центральных матчах внутреннего чемпионата и на международных турнирах. Вспоминаю, с каким азартом каждый из нас комментировал и "вел по-своему" ледовые баталии в Лужниках. Походы втроем сблизили нас. Бен, когда приезжал в Москву отдохнуть, всякий раз не без удовольствия о них вспоминал.
- Павел Георгиевич, а где вы сами работали?
- В разведку я пришел в 1938 году. В 1941-м попал в Болгарию. Она была занята немцами, но, учитывая, что наша страна не рвала дипломатических отношений с Болгарией, мы оставались там работать, хотя к нам относились очень плохо.
Была очень сложная обстановка. Семьи наши отправили на Родину. Но я ив такой ситуации встречался с нашими агентами там. У нас в Болгарии был ценный агент - его имя до сих пор засекречено. В частности, он сообщил нам информацию, которую мы передали в Центр, и это, возможно, повлияло на принятие решения о переброске войск с Дальнего Востока к столице. Кстати, этот агент передавал информацию только через того, кто его завербовал. Из Москвы специально вызвали Василия Пудина, того самого вербовщика. И мы встречались втроем. Встречались несмотря на то, что за нами круглосуточно велась слежка. Но мы брали хитростью. У них контрразведка бедная, слабая... Вот стоят около нашего посольства пять их машин. Из ворот нашего посольства выезжает тоже пять - болгары тут же за нами разъезжаются. А через какое-то время на шестой выезжает наш работник на встречу. Они выставляют шесть машин, а мы выезжаем на седьмой...
- Знаю, что вас вызвали в Москву, где вы приняли участие в подготовке операции по забрасыванию нашего знаменитого разведчика Николая Кузнецова на оккупированную Украину.
- Тогда было решено, что в партизанских отрядах обязательно должны работать наши товарищи. В случае с Кузнецовым была проведена долгая, кропотливая работа. Мы искали для него такую "легенду", чтобы невозможно было в ней усомниться.
После битвы под Москвой наши захватили полковые немецкие документы. Там было дело некоего Пауля Зиберта. Он подходил идеально - не было родных, никто не мог его случайно узнать. Мы использовали настоящий военный билет Зиберта, только вклеили туда фотографию нашего Кузнецова. Потом мы сделали Кузнецову шоферское и наградное удостоверения - "дали" ему Железный крест. Сделать немецкие документы было несложно. Правда, бумага для их документов использовалась очень хорошая, но у нас она была. Отличие же немецких документов от наших было в том, что они очень педантичные, если можно так сказать. В военном билете записано все - от выдачи портянок до награждения. Причем в каждой графе стоит печать с датой, а там, где должна быть роспись, - печать с указанием звания. Чтобы не проколоться, мы изучали все трофейные документы - от военного до железнодорожного билета. Например, у военных билетов солдат сухопутных войск обложка была коричневая, у войск СС - серая, со значком "SS". Да и форма отличалась: например, окантовка погон у пехотинцев была белой, у саперов - черной, у артиллеристов - красной, у связистов - ядовито-лимонной.
Немцы, кстати, делали для своих разведчиков советские паспорта. Ну, очень грубо! Не тот шрифт, не то расположение, не такие фотографии.
- А после войны выезжали за границу?
- Я практически объездил весь мир. Но это в основном были разовые задания, недлительные командировки. Например, в Мексике был первый раз три месяца, второй раз приехал на шесть месяцев. В 1979 году я собрался на пенсию. Руководство сказало: "Ты не уходи совсем, работай, пока есть здоровье". И я стал консультантом. Общался с товарищами, помогал собирать материал.
- А в свободное время увлеклись рисованием?
- Тяга к рисованию у меня с молодости. До разведки я работал в издательстве "Правда", в котором, как я знаю, издается и ваша "Трибуна". Вырос до начальника цеха подготовки офсетных форм. Одновременно занимался в изостудии и поступил в Полиграфический институт на заочное отделение художественно-графического факультета. Несмотря на плохое зрение, и сейчас иногда рисую. Люблю рисовать портреты своих друзей и людей, просто мне интересных.
Мне за портреты дали заслуженного работника культуры. Вот портрет Путина. Я его с фотографий рисовал. А это еще один наш разведчик - голливудский красавчик Дмитрий Быстролетов. Гениальный был человек. Двадцать языков знал.
- Неужели двадцать?!
- Да. У него в практике был такой интересный случай - еще до войны. В наше посольство в Италии пришел какой-то молодой человек и предложил купить у него итальянский правительственный шифр. Мы отказались: а вдруг провокация? Сталин, узнав об этом, устроил разнос, велел найти этого человека, взять шифр. Ну а как его найти? Пришел в посольство и ушел... Помнили только, что он был очень загорелый. И Быстролетов через несколько месяцев поиска нашел-таки его в одном из пивных баров в Швейцарии! Это же уникальный случай! Кроме того, Быстролетов достал ряд шифров других стран. После долгой работы за границей он приехал домой на отдых в 1937 году, его потом собирались перебазировать в другую страну. Был с докладом у Ежова, тот его поцеловал в обе щеки. А через некоторое время - ордер на арест, подписанный уже Берией. Быстролетов 17 лет отсидел, но выжил, работал там врачом.
- Павел Георгиевич, вам в июне исполнится 90 лет. Откуда у вас столько энергии?
- Профессия обязывает. Какая же разведка без веры и оптимизма? Я обещал себе, что умру только после того, как выпущу серию альбомов работ наших товарищей-художников. А материалы к этой серии я специально собираю не спеша...