Распечатать
ИНТЕРМАЛЬЧИКИ
03.02.2006
Лидия Маслова
“Коммерсант”. 03.02.2006 года
В московском мультиплексе "Октябрь" прошла премьера фильма "Сволочи" – исторического блокбастера Александра Атанесяна, основанного на вымышленных событиях времен Великой Отечественной. История о затерявшейся в Альпах школе для малолетних советских диверсантов по накалу страстей произвела на ЛИДИЮ МАСЛОВУ примерно такое же впечатление, как оперетта "Оливер Твист".
Перед началом фильма Александр Атанесян передал привет от автора сценария Владимира Кунина и от его лица подчеркнул, что сюжет о несовершеннолетних уголовниках, отлавливаемых для перековки в советский "гитлерюгенд", ни малейшей фактической основы под собой не имеет. Предисловие это в начале прошло практически незамеченным, но в процессе просмотра невольно вспоминалось все чаще и чаще, потому что каждый кадр служил наглядным подтверждением вопиющей нереальности происходящего. Владимир Кунин, подаривший советскому кинематографу "Интердевочку", насыщенную очень убедительной бытовой фактурой и малоизвестными прежде подробностями, со "Сволочами" ударился в противоположную крайность и сконструировал абсолютно фантазийный мир, при этом имеющий множество атрибутов подлинного. А когда писатель-реалист вдруг без оглядки отдается своему воображению и подробно, со вкусом к деталям, которых он никогда не видел, расписывает, как происходило то, чего не было, да и быть не могло, даже в невероятные советские времена, получается очень сильное зрелище.
"Сволочи", красиво снятые оператором Дмитрием Яшенковым, отпечатываются в памяти именно как зрелище, в котором преобладают две основные краски – ночная и дневная. Сцены мирно спящих воспитанников спецшколы парадоксальным образом напоминают начало рассказа Виктора Пелевина "Синий фонарь": "Свет был какой-то синий и неживой, и если бы не Луна, которую можно было увидеть, сильно наклонившись с кровати вправо, было бы совсем жутко". В "Сволочах" все пропитано этим мертвенным синим светом, очень соответствующим сюрреализму истории, похожей на одну из тех страшилок, которыми обменивались советские пионеры после отбоя, как будто они не просто дети в обычном пионерлагере, а обреченные камикадзе, постепенно начинающие догадываться, к чему их готовят. Выглядело бы это и впрямь совсем жутко, если бы днем надо всем этим безобразием не всходило раскаленное высокогорное солнце, на котором так эффектно, замедленными каплями в сгущенном воздухе, повисает кровавая юшка. Когда "сволочи" дерутся, а дерутся они много и азартно, они выглядят гораздо меньшими позерами и пижонами, чем когда разговаривают, пользуясь исключительно блатным жаргоном и каждую фразу преподнося аффектированно, с чрезмерным нажимом. Если бы все в "Сволочах" вели себя так театрально и демонстративно, впечатление складывалось бы более цельное, однако нарушает его Андрей Панин в роли начальника спецшколы Вишневецкого, в сценарии просто полковника КГБ, а в фильме, для большей общности с его подопечными и моральной амбивалентности, заключенного, выпущенного, скорее всего временно, именно под этот бесчеловечный проект со спецшколой.
Лишний раз не надо напоминать, что Андрей Панин – самодостаточная актерская единица, исправно функционирующая в любых обстоятельствах и волшебно превращающая в правду любую туфту, к которой она прикасается. Андрей Краско, играющий душевного кладовщика дядю Пашу, в этом смысле ничуть не хуже, и разница между ними в "Сволочах" заключается только в том, что Панин представляет глубинную, выстраданную, своеобразную доброту, тщательно замаскированную внешней жестокостью, а Краско – человечность, почти ничем особенно не прикрытую. Работать на таком несущественном различии актерам не слишком интересно, хотя если что-то по-настоящему ожидалось от этого фильма, то именно их взаимодействие, а совсем не подробности воспитательного процесса, осложненного сволочным характером неподдающихся подростков и изначальной аморальностью задачи.
К сожалению, артисты Краско и Панин держатся в "Сволочах" по большей части индифферентно друг к другу и занимаются каждый своим делом: Краско отвечает за гуманизм, Панин – за жизнеподобие, которое он способен обеспечить одной репликой, например отдавая приказ закопать заживо провинившегося воспитанника. Этот простой и понятный приказ почему-то удивительно долго доходит до подчиненных не знающего сомнений Вишневецкого: "Ваши проблемы – моя ответственность". И только в этот момент наконец дожидаешься того, чего тщетно ждал с самого начала,– мороза по коже, возникающего, когда в картонной декорации "Сволочей" начинает просвечивать что-то подлинное, настоящая эмоция и неподдельный ужас.
“Коммерсант”. 03.02.2006 года
В московском мультиплексе "Октябрь" прошла премьера фильма "Сволочи" – исторического блокбастера Александра Атанесяна, основанного на вымышленных событиях времен Великой Отечественной. История о затерявшейся в Альпах школе для малолетних советских диверсантов по накалу страстей произвела на ЛИДИЮ МАСЛОВУ примерно такое же впечатление, как оперетта "Оливер Твист".
Перед началом фильма Александр Атанесян передал привет от автора сценария Владимира Кунина и от его лица подчеркнул, что сюжет о несовершеннолетних уголовниках, отлавливаемых для перековки в советский "гитлерюгенд", ни малейшей фактической основы под собой не имеет. Предисловие это в начале прошло практически незамеченным, но в процессе просмотра невольно вспоминалось все чаще и чаще, потому что каждый кадр служил наглядным подтверждением вопиющей нереальности происходящего. Владимир Кунин, подаривший советскому кинематографу "Интердевочку", насыщенную очень убедительной бытовой фактурой и малоизвестными прежде подробностями, со "Сволочами" ударился в противоположную крайность и сконструировал абсолютно фантазийный мир, при этом имеющий множество атрибутов подлинного. А когда писатель-реалист вдруг без оглядки отдается своему воображению и подробно, со вкусом к деталям, которых он никогда не видел, расписывает, как происходило то, чего не было, да и быть не могло, даже в невероятные советские времена, получается очень сильное зрелище.
"Сволочи", красиво снятые оператором Дмитрием Яшенковым, отпечатываются в памяти именно как зрелище, в котором преобладают две основные краски – ночная и дневная. Сцены мирно спящих воспитанников спецшколы парадоксальным образом напоминают начало рассказа Виктора Пелевина "Синий фонарь": "Свет был какой-то синий и неживой, и если бы не Луна, которую можно было увидеть, сильно наклонившись с кровати вправо, было бы совсем жутко". В "Сволочах" все пропитано этим мертвенным синим светом, очень соответствующим сюрреализму истории, похожей на одну из тех страшилок, которыми обменивались советские пионеры после отбоя, как будто они не просто дети в обычном пионерлагере, а обреченные камикадзе, постепенно начинающие догадываться, к чему их готовят. Выглядело бы это и впрямь совсем жутко, если бы днем надо всем этим безобразием не всходило раскаленное высокогорное солнце, на котором так эффектно, замедленными каплями в сгущенном воздухе, повисает кровавая юшка. Когда "сволочи" дерутся, а дерутся они много и азартно, они выглядят гораздо меньшими позерами и пижонами, чем когда разговаривают, пользуясь исключительно блатным жаргоном и каждую фразу преподнося аффектированно, с чрезмерным нажимом. Если бы все в "Сволочах" вели себя так театрально и демонстративно, впечатление складывалось бы более цельное, однако нарушает его Андрей Панин в роли начальника спецшколы Вишневецкого, в сценарии просто полковника КГБ, а в фильме, для большей общности с его подопечными и моральной амбивалентности, заключенного, выпущенного, скорее всего временно, именно под этот бесчеловечный проект со спецшколой.
Лишний раз не надо напоминать, что Андрей Панин – самодостаточная актерская единица, исправно функционирующая в любых обстоятельствах и волшебно превращающая в правду любую туфту, к которой она прикасается. Андрей Краско, играющий душевного кладовщика дядю Пашу, в этом смысле ничуть не хуже, и разница между ними в "Сволочах" заключается только в том, что Панин представляет глубинную, выстраданную, своеобразную доброту, тщательно замаскированную внешней жестокостью, а Краско – человечность, почти ничем особенно не прикрытую. Работать на таком несущественном различии актерам не слишком интересно, хотя если что-то по-настоящему ожидалось от этого фильма, то именно их взаимодействие, а совсем не подробности воспитательного процесса, осложненного сволочным характером неподдающихся подростков и изначальной аморальностью задачи.
К сожалению, артисты Краско и Панин держатся в "Сволочах" по большей части индифферентно друг к другу и занимаются каждый своим делом: Краско отвечает за гуманизм, Панин – за жизнеподобие, которое он способен обеспечить одной репликой, например отдавая приказ закопать заживо провинившегося воспитанника. Этот простой и понятный приказ почему-то удивительно долго доходит до подчиненных не знающего сомнений Вишневецкого: "Ваши проблемы – моя ответственность". И только в этот момент наконец дожидаешься того, чего тщетно ждал с самого начала,– мороза по коже, возникающего, когда в картонной декорации "Сволочей" начинает просвечивать что-то подлинное, настоящая эмоция и неподдельный ужас.