ЛУБЯНКА
ЛУБЯНКА олицетворяет систему отечественных органов безопасности. В сознании миллионов она спаяна с образом дома ╧2, столетие стоящего на Лубянской площади столицы.
История Лубянки кровава и героична. Кто не понимает этого, тот вряд ли может постигнуть сам дух важнейшего государственного института советского режима, истоки его поражений и побед. История Лубянского Дома - это история тех, кто волею судьбы и обстоятельств оказался на гребне бурной революционной эпохи, эхо которой слышится и в наши дни.
Попробуем приблизиться к пониманию феномена Лубянки, к одной из граней многослойного явления. Той, которая отшлифована людьми, работавшими в 20-е годы в Контрразведывательном отделе (КРО) ОГПУ СССР.
В ПОТОКАХ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
Преобразования на Лубянке, трансформации структуры и функций органов безопасности - святая святых власти. Только _по прошествии времени, да и то не всегда, историки получают возможность прикасаться к этим важнейшим страницам летописи государства. Но для их правильного осмысления исследователю нужно знать многое, и, прежде всего он должен обладать особым даром постижения извилистых силовых линий властного поля Кремля, которые в уходящем веке всегда определяли направленность и темп движения аппарата советской тайной полиции.
Особый интерес представляет изучение процессов смены социально-психологических типов сотрудников органов безопасности, логики мышления и действия этих людей. Это позволяет понять причинно-следственные связи, приводившие к "кадровым землетрясениям" в лубянском квартале столицы...
Недаром говорится, что любой переезд, как и любая ведомственная реорганизация, равносильна небольшому пожару. Особенно если это связано с такой деликатной сферой любого государства, как органы разведки и безопасности.
Различных же "перестроек" это старинное лубянское здание, ставшее символом отечественных спецслужб, повидало в уходящем веке немало.
В кабинетах, расположенных в самой старой части дома ╧ 2 по бывшей плошали Дзержинского, работали и Подлинные герои и защитники страны, долгие годы вынужденной жить по жестоким законам "осажденной крепости", и те, сто стал приводным ремнем мошной и бесчеловечной карательной машины, собранной под проект форсированного социального рывка.
Эти лубянские стены помнят торжественные открытия и несметные исчезновения мемориальных досок. Плач родственников арестованных и безвинно казненных, номерных узников внутренней тюрьмы ВЧК-МГБ, перестроенной из хозяйственного корпуса дореволюционной поры. Они помнят и лица настоящих врагов, доставлявшихся на допросы - агентов абвера и СД, палачей нацистских концлагерей, резидентов иностранных разведок, отечественных растратчиков и казнокрадов, авторитетов преступного мира.
Эти стены помнят молодые лица сотрудников российской контрразведки в траурных рамках, погибших в горячих точках 90-х, бойцов антитеррора, ветеранов.
Сотрудники органов безопасности причастны к деятельности особого рода, корни которой ухолят в историю страны, во времена литой фразы, вызывавшей трепет у любого, - "Слово и дело государево". Где-то здесь, в лубянском квартале, находились мрачные своды подземелий "московского филиала" созданной еще при Петре I Тайной розыскных дел канцелярии при Императоре.
За несколько веков много было наименований у этой таинственной и грозной организации, расследующей дела о государственной измене, шпионаже и должностных преступлениях - Секретная экспедиция, Особенная канцелярия Министерства полиции, III Отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии, Департамент государственной Полиции МВД империи. В начале нашего века в дополнение к сети территориальных жандармских подразделений, созданных еще при Николае I, преобразованных в губернские жандармские управления в период царствования его сына, добавились и особые оперативно-розыскные органы русской тайной полиции - "охранные отделения".
В 1911 году из опытных офицеров-розыскников Отдельного корпуса жандармов были скомплектованы руководящие кадры контрразведывательных подразделений русской армии. Через четыре года, в разгар первой мировой войны - на курсах, организованных при центральном органе тайной полиции, постигали основы оперативного искусства сотрудники молодой русской военно-морской контрразведки.
Февральская революция безжалостно разрушила секретный аппарат империи. Через несколько месяцев правительство Керенского, так и не успевшее сформировать свой "специальный ресурс", было легко сброшено с вершины власти. Новые, коммунистические руководители страны не стали повторять ошибок побежденных.
Словно подтверждая законы диалектики, советская секретная служба, первоначально решительно отрицавшая опыт и кадры своих предшественников, тем не менее, со временем прониклась менталитетом особого служивого государственного сословия, присушим ему имперским сознанием и традиционной лояльностью властям предержащим.
Видимо, специфика службы, тяжкое бремя знания и ответственности накладывают отпечаток на людей этой профессии, выковывают их особую корпоративную социокультуру.
ЛЮДИ КРО ОГПУ
Сотрудники созданного в мае 1922 года Контрразведывательного отдела ГПУ вряд ли задумывались о том, что пройдут голы и их операции станут классикой отечественного оперативного искусства, войдут в учебники ведущих разведок мира, а в Музее ФСБ будут помешены их фотографии, грамоты и личные документы.
В предвоенном десятилетии каждый из них окажется вовлечен в водоворот драматических событий и будет поставлен перед нравственным выбором: либо остаться верным своей совести и, значит, стать изгоем Системы, либо нравственно разлагаясь, превратиться в послушный винтик машины репрессий, стать неким "социальным ассенизатором" власти. Третьего пути им дано не было. Но оказалось, в обоих случаях каждого из них ждала смерть, кого раньше, кого позже...
Политика форсированного строительства "однородного социалистического общества", курс на насильственную смену типа властвующей элиты, неминуемо потребовали кровавой платы за брошенный вызов времени и обстоятельствам, за бешеные темпы преобразований. Все это породило новую волну революционного насилия, "пожираюшего своих детей". В ее мутно-бурой пене сгинули они все - правые и виноватые, палачи и жертвы, герои и мученики...
В первой волне массового террора 30-х погибли все первые чекисты-контрразведчики, составлявшие в 20-е годы мозговой центр Лубянки, - Артур Артузов, Ян Ольский, Станислав Мессинг, Владимир Стырне, Роман Пиляр, Андрей Федоров, Игнатий Сосновский.
Эти люди, несомненно, казались Ежову, по воле Сталина ставшего первым лицом на Лубянке в сентябре 1936 года, ненадежными и не подходящими для выполнения возложенных на ведомство масштабных карательных задач.
Первый начальник КРО ГПУ, спокойный и рассудительный Артур Христианович Артузов (Фраучи), деликатный интеллигентный человек, признанный мастер психологического поединка, в 1937 году был затравлен и оклеветан. Это произошло в мае, ровно через 15 лет после создания КРО ГПУ. На брошенные в его адрес на партактиве НКВД обвинения ему не дали ничего возразить. В ту же ночь он был арестован в своем небольшом рабочем кабинете на первом этаже лубянского здания, где, отстраненный от оперативной работы, он занимался обобщением истории советских спецслужб, и срочно вывезен в "Лефортово".
Своей кровью на клочке тюремного бланка он, корпусной комиссар, недавно занимавший должность заместителя начальника стратегической разведки Генштаба РККА, написал записку следователю, стараясь доказать всю алогичность обвинений в его адрес - как можно быть одновременно агентом четырех империалистических разведок?.. Дописать ее он не успел...
Избивавший Артузова на допросах следователь через полтора гола был арестован вместе с другими руководящими кадрами ежовского наркомата и умер в тюрьме, обманув тем самым неминуемую пулю в затылок. Ежов же ее получил в 1940-м...
Можно ли осуждать и ненавидеть этих людей, идеалистов и подвижников революции, за их веру и стремления, надежды и мечтания, за пролитую свою и чужую кровь? На память приходит горькое признание Сен-Жюста, деятеля эпохи Великой французской революции: "Сила вещей ведет нас, по-видимому, к результатам, которые не приходили нам в голову".
Может быть, им лучше было бы вообще ничего не делать, бросить весла и ждать, когда снесет вниз течением. Кто знает, каждый выбирает свой путь...
СОЗДАНИЕ КРО
Вернемся в 20-е. Тогда Дзержинский и его сотрудники были полны сил и веры в торжество дела, которому они бескорыстно служили.
В функции КРО наряду с борьбой с подрывной деятельностью иностранных разведок, зарубежных эмигрантских центров, военными организациями террористического и заговорщического характера входили контроль за незаконным оборотом оружия и взрывчатых веществ, организация борьбы с политическим бандитизмом, контрабандой и незаконным переходом государственной границы.
Создание КРО ГПУ явилось важной вехой в истории развития отечественных органов безопасности. Его основатели - Дзержинский, Менжинский, Артузов, Апетер, - творчески переработав накопленный опыт, в том числе опыт деятельности контрразведывательных органов царской России, пришли к выводу о необходимости концентрации усилий по борьбе со всеми видами разведывательно-подрывной деятельности внешних и внутренних сил в едином руководящем центре, входившем в состав органов государственной безопасности республики.
В императорской России (впрочем, как и в период власти Временного правительства, хотя по другим основаниям) преодолеть ведомственную разобщенность и объединить усилия различных госструктур, как теперь принято говорить, в сфере "национальной безопасности", не удалось. До революции все предложения специалистов на сей счет, так и остались на бумаге.
Аристократическая элита империи, ведомственно и идеологически расколотая, в отличие от правительств Антанты, так и не сумела в ходе первой мировой войны осознать появление новых реалий, становление эпохи тотального шпионажа. Информация становилась могучим оружием и инструментом политического влияния и геополитической борьбы.
Переход от войны к миру, начало реализации новой экономической политики, ускоренное строительство "санитарного кордона" вокруг Советской России требовали от чекистов новых подходов в обеспечении безопасности страны.
Для выполнения такой задачи, прежде всего, требовался особый тип руководящего работника, тонкого психолога, политически развитого, образованного и волевого человека, обладавшего комбинационным складом ума. Боевиков, умевших хорошо стрелять и держаться в седле, крепких и решительных, было в то время в ГПУ в достатке. Но требовалось иное - склонность к интеллектуальному поединку.
Одним из ярких представителей этой категории чекистов был Станислав Турло, автор, наверное, первого в истории ВЧК-ГПУ теоретического труда по борьбе со шпионажем. В нем есть такие примечательные строки: "Контрразведывательная работа, сложная и ответственная, на первый взгляд кажется неинтересной и отталкивающей, но необходимо в нее внести такое содержание, чтобы она стала интересной, одухотворить ее и помнить, что она нужна и полезна для государства. Необходимо воспитать себя самих, расширить своп кругозор, чтобы при столкновении с врагом превосходить его нравственно (выделено мной. - В.М.)"
Поэтому в 20-е годы успех пришел к КРО не случайно. Победы Лубянки в тайных сражениях с многочисленными спецслужбами иностранных держав, подрывными зарубежными центрами складывались за счет синтеза высокой энергии идеалов революции, чьим интересам были преданны ее люди, творческого развития чекистами методов работы спецслужб царской России, постижения уроков гражданской войны. Ключ к успеху в сфере контршпионажа был найден точно - внедрение в закордонные разведывательные центры, перехват их каналов связи с агентурой в стране, наступательная тактика действий.
Западные спецслужбы оказались бессильны выявить мастерски сотканную на Лубянке невидимую паутину, буквально опутавшую зарубежные центры шпионажа и диверсий.
ОТ МОЛОТА К ШПАГЕ
Следует отметить, что Дзержинский и большинство из его окружения не сразу и не вдруг пришли к пониманию важности и необходимости использования традиционного арсенала тайного инструментария спецслужб, ранее заклейменного как "методы охранки". В начале революции все они решительно отвергались ВЧК.
Очевидность необходимости изменения методов работы была осознана руководством ВЧК уже к концу 1920 года.
В начале января 1921 года (отметим, что еще до Кронштадтского мятежа и X съезда партии, провозгласившего поворот к НЭПу) Дзержинский подписал приказ "О карательной политике органов ЧК". В этом документе впервые сформулирована новая стратегическая линия в деятельности чекистских аппаратов. С этого момента на первый план, по замыслу председателя ВЧК, должна была выйти задача налаживания действенной информационной работы.
Стержневой в документе стала идея о создании эффективной системы, позволявшей знать, что "делает такой-то имярек, бывший офицер или помещик, чтобы его арест имел смысл", иначе настоящие шпионы и террористы "будут оставаться на свободе, а тюрьмы будут переполнены".
Таким образом, на исходе гражданской войны руководство ВЧК сделало решительный поворот в своей карательной политике, отказываясь от апробированных превентивных приемов (в приказе они с присущей тому времени образностью названы "грубыми разящими ударами чекистского молота"), ставшими неэффективными в условиях перехода от войны к миру. Поэтому для того, чтобы нанести прицельный "удар по руке злодея, засевшего в аппарате советских учреждений и предприятий", нужна не сила и решимость, а точная информация.
Создание КРО и концентрация в нем лучших кадров, сумевших освоить тонкие методы агентурной работы, и были ответом руководства ГПУ на требования жизни.
Только за два года работы советской контрразведке (1923-1924) удалось парализовать эстонский и латвийский шпионаж в Ленинграде, в значительной мере подорвать шпионскую деятельность 2-го (разведывательного) бюро Генерального штаба Польской армии в Белоруссии, нейтрализовать таких сильных противников, как Борис Савинков и Сидней Рейли. Специалистам КРО удалось добыть ряд шифров и кодов, на основании которых большинство телеграфных сообщений иностранных посольств в Москве контролировалось ОГПУ.
Но все же в годы нэпа наиболее весомым вкладом КРО в обеспечение безопасности СССР "вилось создание устойчивых каналов продвижения в руководящие центры западных разведок стратегической дезинформации о Красной Армии, срыв планов непримиримой эмиграции на проведение акции террора и диверсий в стране.
ВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМ"
"Шахтинское дело" (1928 г.) символизировало наступление нового этапа в истории Лубянки. Власть требовала от чекистов действий, решительных и беспощадных. Наступала эпоха "больших политических процессов", в гору шли те, кто мог ставить такие спектакли, а значит, закладывать "взрывчатку" пол неугодные Кремлю участки политического спектра, под целые социальные слои...
В основе смены ритма функционирования аппарата советской тайной полиции, нарастания его карательной составляющей лежало решение Кремля о форсированном построении социализма в одной стране. Чтобы выжить и устоять во враждебном окружении, полагали советские вожди, необходимо насильственно запустить процесс нагревания "социального котла", начать реализацию политики "вываривания" в нем новых общественных отношений.
При этом сгустки человеческого материала, состоявшие из представителей "старых отживших классов", словно ненужные шлаковые отходы, должны были решительно изыматься из политической и экономической жизни. "Великие стройки социализма" - вот резервуар для их "перековки". Впереди мерцали отблески новых мировых войн и революций, поэтому для победы в будущих сражениях все средства казались подходящими.
Для силового обеспечения этого процесса из ножен вынимался испытанный "карающий меч пролетариата" - органы ВЧК-ОГПУ. Отбросив "социалистическую законность" периода НЭПа, во весь рост "вставала" "революционная целесообразность".
Опять, как в гражданскую, стала цениться не точность наносимого удара, а надежность поражения социального противника. Его размытые контуры виделись повсюду. Издержки и цена "форсажа" в условиях цейтнота оставались вне рассмотрения. Понимание сложной диалектики цели и средств пришло уже позднее, когда наступило время платить по векселям.
Большинство сотрудников КРО 20-х годов, на практике осознавших эффективность ювелирной оперативной работы, по своим социально-психологическим качествам не могли органично вписаться в новую реальность. Верх в ОГПУ стали брать люди Ягоды, сторонники "умелых допросов". Набив руку на процессах по "спецам", они знали, что нужно политическому руководству.
Так на рубеже 30-х начался закат деятельности КРО.
Но опыт этого уникального подразделения отечественных органов безопасности, элементы его оперативного искусства, несмотря на весь трагизм судеб сотрудников КРО, не были потеряны безвозвратно. В основе побед Лубянки над фашистскими абвером и СД в годы Великой Отечественной войны в том числе лежат идеи и наработки соратников Артура Христиановича Артузова.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
С момента своего рождения в декабре семнадцатого советские органы госбезопасности не раз меняли имя: ВЧК при СНК РСФСР, ГПУ при НКВД РСФСР, ОГПУ СССР, ГУГБ НКВД СССР, НКГБ и вновь НКВД, МГБ СССР...
С марта 1954-го почти четыре десятилетия организация, располагавшаяся в доме ╧ 2, называлась "КГБ". На наш взгляд, такое постоянство - целых 40 лет - не простая случайность. По этому признаку, как по размытому, трудно уловимому отражению в быстротекущей реке времени, можно попытаться рассмотреть еще один слой феномена Лубянки.
Советские органы госбезопасности всегда являлись послушным, наиболее острым орудием в руках руководства правящей партии. В их деятельности неразрывно переплетались две главные линии - зашита национально-государственных интересов страны и подавление сил внутренней оппозиции режиму.
В разные времена, при разных правителях, исходя из политических задач и курса Кремля, советские органы госбезопасности то превращались в "разящий грубый молот", то в гибкую шпагу, то в хирургический скальпель, то в топор палача. В годы военной опасности Лубянка становилась надежным шитом и мечом державы. Шрамы от ударов этого меча имеют многие спецслужбы мира...
Но есть еще одна особенность здания на Лубянской площади, трудно различимая под напластованиями времени.
В сталинские времена в спецхранах дома ╧ 2, в тайном знании его кабинетов концентрировалась особая информация о здоровье советской партийно-хозяйственной элиты. Адресат и заказчик ее сбора был один - Вождь и Хозяин Системы, Верховный Жрец могучей Красной Империи.
Долгие десятилетия рычаги управления этим всепроникаюшим аппаратом были только у "отца народов". Это позволяло ему без особого труда выжимать максимальную скорость из государственной машины, не считаясь с людскими потерями, форсировать социальные процессы, строить по своему проекту "лестницу в небо".
Действуя таким образом. Сталин развил и усовершенствовал практику государственного строительства и управления русских самодержцев. Их принцип был универсален - массивная бюрократическая пирамида Российской державы должна просматриваться насквозь снизу доверху.
Информационные потоки о состоянии звеньев государства, усталости конструкции, изношенности и элементах "буржуазного перерождения" руководящих кадров, о состоянии и температуре "социального котла" - все это собиралось здесь и поступало напрямую к Вождю.
А он знал, как обращаться с такой информацией. Каждый чиновник, партийный функционер жил в постоянном напряжении, работал на износ, понимая, что малейший промах в реализации предначертаний кремлевского Демиурга может закончиться трагически.
И руководство госбезопасности не было освобождено от гнева своего хозяина. В первую очередь безжалостно "срезалось" именно оно, невзирая на прошлые заслуги и почести, лишь только появлялись подозрения о _коррозии" чекистского меча. Поэтому в сталинскую эпоху так часто волны кадровых чисток прокатывались по коридорам этого здания, смывая в небытие целые поколения чекистов.
Со смертью генералиссимуса, с окончанием мимолетного так до конца и не изученного периода нового появления на Лубянке Берии (который с 1946 года, с момента назначения министром ГБ Абакумова вопреки расхожему мнению не имел серьезного влияния в Системе) для обитателей дома ╧2 наступили иные времена. Свидетельством этому и явилось решение ЦК о создании КГБ.
В названии советской тайной полиции - "Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР" скрывался нюанс, невидимый непосвященному взору. А ведь произошло изменение статуса Системы в иерархии режима. Существительное "комитет", а не привычное "министерство", а главное - предлог "при" стали знаками того, что партийная элита во главе с Хрущевым, опираясь на поддержку армейского генералитета, окончательно и бесповоротно подчинила Лубянку своей воле.
Партноменклатура одержала решающую победу во "внутривидовой" борьбе над технократами-прагматиками, неформальным лидером которых, по мнению некоторых уцелевших и осведомленных современников, был Лаврентий Берия, противоречивая фигура, умело демонизированная победителями со Старой площади. Один из немногих лубянских наркомов и председателей, обладавший сильным комбинационным умом агентуриста. и железной хваткой талантливого и жестокого организатора, Берия после ухода Сталина как-то расслабился, потерял бдительность. Он пропустил момент неожиданного нападения конкурентов, напуганных его неуемной энергией и политическими замыслами. Пропущенный улар оказался для него роковым.
Существовал ли в действительности "заговор Берии", претворение в жизнь которого якобы упредил своевременными решительными действиями Хрущев? Поиск ответа на данный вопрос требует взвешенного подхода и всестороннего анализа. Мнения Павла Судоплатова, пережившего чистку и ликвидацию нежелательных для хозяев Старой площади свидетелей, здесь, очевидно, недостаточно. В связи с этим можно лишь отметить, что при подготовке заговора, когда на карту поставлено все, люди типа Берия и Кобулова, обладающие богатым опытом закулисной борьбы, так безмятежно дома не спят и не являются на "совещания" без надлежащей охраны....
Руководство Старой площади, расправившись с командой Берии, с того момента уже не выпускало нитей управления домом ╧ 2. Умело переложив вину за свои кровавые деяния в годы чисток и ликвидации лишь на аппарат госбезопасности, санкционировав физическое устранение свидетелей своего "соучастия" - сталинских генералов ГБ, избавившись от незримого контроля почившего в бозе Вождя, все более превращавшаяся в замкнутую касту, высшая партийная элита, наконец, смогла перевести дух. Она спокойно занялась своими делами, по инерции призывая народ к построению светлого будущего.
Политический ресурс КГБ - мощной спецслужбы, нацеленной на обслуживание созданной системы власти, давал возможность людям со Старой площади не сильно "напрягаться". Растренированность и потеря субъектных качеств, политической воли и интеллектуального лидерства - все это незримо и неизбежно подтачивало основание советской государственной пирамиды. Законопослушный аппарат Лубянки, наряду с обеспечением безопасности державы от внешних сил, охранял покой владельцев Кремля и Старой плошали. Кадровые чекисты, чернорабочие холодной войны, в массе своей далекие от привилегий и льгот продвинутого в коммунизм "околожреческого" сословия, сами в послесталинскую эпоху оказались под "колпаком" партийных и комсомольских функционеров, занимавших в соответствии с негласной кадровой разнарядкой ключевые посты в Системе.
Не будем обобщать. Это будет нечестно и некорректно по отношению к сотням умных и порядочных людей, приходивших на оперативную работу в органы госбезопасности из различных звеньев партаппарата. ставших высокопрофессиональными работниками. Однако следует отметить, что среду высшего генералитета КГБ всегда особенно неусыпно ковал Отдел административных органов ЦК. Именно от него исходили особые импульсы, вызывавшие кадровые чистки и перестановки среди чекистов-профессионалов.
Партия на заре советской власти, в годы ее подвижничества, давала такие кадры, которые обеспечивали непобедимость молодой советской спецслужбы в борьбе с намного превосходящем по силе врагом. Но постепенно происходившее затухание "огня идеи" в высших партийных рядах неминуемо отражалось и на людях лубянки. Нарушение вертикальной мобильности общества, замкнутость "касты красных жрецов", оградившей себя от постороннего критического взгляда и закона, неуклонно растущая трещина между властью и обществом - все это неминуемо вело к наступлению момента истины.
Последние десятилетия особенно бурно пронеслись над Большим Домом. Сначала рядом выросло элегантное стального цвета здание - новое место руководства Системы. В первой половине восьмидесятых помолодел и сам дом ╧ 2. Он сравнялся по высоте со зданием, получившим ╧1 по площади Дзержинского (теперь резиденция руководства ФПС РФ). По замыслу архитектора Щусева, еще в 1947 году оно, как плотина, перегородило немноголюдную Малую Лубянку, ранее выходившую прямо на площадь.
Создание единого Лубянского ансамбля в середине 80-х явилось своеобразным градостроительным символом зенита могущества Системы.
Вскоре волны августовских событий 91-го года испещрили хулительными надписями одетые в мрамор стены этих зданий и пьедестал памятника Дзержинскому.
История вновь, как и в 17-м, продемонстрировала, видимо, непреложную для России истину: как бы ни были могущественны и всесильны ее спецслужбы, какие бы в них ни работали умные и дальновидные люди, в случае если власти своевременно не разрешают накапливающихся в обществе противоречий, неминуем разрыв подгнившей государственной оболочки.
***
Жизнь после 91-го неоднократно меняла наименование остатков ведомства, по-прежнему располагавшихся на Лубянке. От него, словно от огромной льдины, откалывались входившие ранее в единый организм структуры, вычленялись управления и службы.
Оставшаяся часть Системы, сложенная из обескровленных, но уцелевших подразделений контрразведки, прошла через болезненную полосу реформирования. Менялись ее руководители, букв становилось то больше, то меньше обычного: МСБ-АФБ-МБВД-МБ. а затем, с января 1994-го, - ФСК-ФСБ.
В штаб-квартирах зарубежных разведок, где, вероятно, уже подумывали о списании в небытие некогда грозной аббревиатуры "Кей-джи-би", в последнее время снова начали ощущать силу ударов новых российских органов безопасности, ставших преемниками лучших профессиональных традиций отечественной контрразведки.